Баранкин, будь человеком!

— Как я называюсь? Очень просто!.. Сейчас вспомню. Крылья у меня сверху чёрно-зелёные?

— Чёрно-зелёные.

— А с обратной стороны?

— Коричневато-чёрные.

— С золотыми точками?

— С точками… И ещё на каждом крыле по половине луны и по целой радуге.

— Всё ясно! Я превратился в махаона из семейства парусников.

— А я?

— А ты превратился в этого… Ну-ка, повернись!

Я повернулся. Малинин критически осмотрел меня с ног до головы.

— Так… — сказал он. — Крылья у тебя маленькие, жёлтенькие с чёрными пятнышками. Понятно. Ты превратился в этого… во вредителя.

— В какого вредителя?

— В огородного. Известного населению под названием капустник из семейства белянок…

— Вот тебе раз! — возмутился я. — А почему я превратился в капустника, а ты — в махаона?

— «Почему, почему»! Откуда я знаю! Наверное, потому, что махаоны водятся на Дальнем Востоке, а я жил три года в Хабаровске. А ты водишься в средней полосе России.

— А это точно?

— Точно! У меня же коллекция была! Я все породы бабочек знаю… Я — махаон, а ты — вредитель…

— «Вредитель»! От тебя очень много пользы! Если хочешь знать, так капустником быть даже лучше, чем махаоном.

— Это почему же?

— Потому что… потому что… у тебя крылья расфуфыренные, как у девчонки. Мне, например, с такими крыльями было бы просто стыдно появиться среди ребят… то есть среди мотыльков.

— Стыдно — и появляйся на своих!

— И появлюсь!

Я взлетел над крышей и сделал пробный круг возле чердачного окна. Крылья у меня были, конечно, не такие удобные и прочные, как у воробья, но летать на них было удивительно приятно.

Летишь и всё время проваливаешься в какие-то воздушные ямы. Проваливаешься и летишь. И от этого в животе у тебя дух захватывает и такое ощущение, как будто ты на лету от радости умираешь. И поэтому тебе просто как девчонке хочется громко сказать или «ух!», или «ах!», или «ох!». Или просто завизжать от радости!

А впереди тебя ждёт сладкий нектар! Амброзия, можно сказать! И новые воздушные ямы! И это удивительное ощущение, от которого в животе дух-ух-ух захватывает!.. И сознание, что всё это, вместе взятое, будет продолжаться, сколько мы с Костей захотим.

И какая при этом разница, кто ты такой — безвредный махаон или вредный капустник? В конце концов, это люди знают, кто из бабочек кто, а сами бабочки в бабочках всё равно не разбираются.

А если это всё так, то — ух! ах! ох! — и молодец Малинин, что надоумил меня стать бабочкой.

В это время ко мне как раз подлетел мой лучший друг Костя — махаон — Малинин и мы стали с ним качаться в воздухе на каких-то невидимых качелях.

— Ну как? — спросил меня Костя, слетая вниз.

— Порядок! — ответил я, взлетая вверх. — Только есть очень хочется.

— Ну, это дело поправимое, — сказал Малинин. — Ух, сейчас я тебя угощу нектаром. Нектар пить — это тебе не овёс клевать! Это, брат, знаешь какая вкусная штука!.. Лапки оближешь! Летим скорее!

— Летим! — сказал я. — Во весь дух-ух-ух летим!

— Летим, — сказал Костя. — Во весь дух-ух-ух! Выдох — вдох-ох-ох! Крылом мах-ах-ах! Словно пух-ух-ух! Во весь дух-ух-ух!..

Событие двадцатое «Спящая красавица»

Мы с Костей сделали ещё один прощальный разворот над чердаком и уже хотели лететь за нектаром, как вдруг Костя Малинин заметил на стене дома маленькую жёлтенькую бабочку. Она сидела под железным жёлобом, вцепившись лапками в кирпичную стенку, сложив крылья, как прочитанную книгу.

— Настоящая! — сказал Костя Малинин. — Не то что мы с тобой! Привет бабочкам! — крикнул он, помахав в воздухе лапкой. — Это крушинница.

— Ну и пусть! — сказал я. —Давай скорее — летим за нектаром!

— Подожди! Надо с ней познакомиться!

— Вот не было печали! Эх ты, девчатник!

— Здравствуйте, бабочка! — сказал Костя Малинин, цепляясь за стенку рядом с крушинницей.

— Костя-махаон — девчатник! Костя-махаон — девчатник! — стал дразнить я Малинина, летая над самой его головой.

— Привет крушинницам! — сказал Костя, поднимая в знак приветствия вверх обе лапки.

— Позор девчатникам! — сказал я.

Костя ещё раз поздоровался с бабочкой, но она продолжала сидеть молча и неподвижно, не обращая на Малинина никакого внимания.

— Ух и воображает из себя! — сказал я. — Так тебе и надо.

— Да нет, она не воображает, — сказал Костя, внимательно разглядывая крушинницу. — Она спит! Конечно, спит!

— Спящая красавица! Понятно. Проснитесь, спящая красавица! С вами хочет познакомиться сам Костя-махаон из семейства парусников!

Я сел рядом со спящей бабочкой и потормошил её лапкой.

— Бесполезно! — сказал Костя. — Теперь её из пушки не разбудишь. Она ведь на всю зиму уснула.

— Почему это — на всю зиму?

— Потому что у них, у бабочек, такой закон природы!

— Чего ты врёшь, Малинин, какой ещё закон природы?

— Да честное слово! Все бабочки осенью умирают или засыпают до самой весны. У них даже расписание есть, когда кому засыпать.

— Подожди, а как же мы с тобой? — встревожился я.

— Что — мы?

— Мы с тобой тоже бабочки, значит, мы тоже заснём по расписанию?

— Вообще-то, раз мы бабочки, значит, тоже, наверное, должны уснуть… когда-нибудь.

Меня это «открытие» просто ошеломило.