Барбара. Скажи, когда ты вернешься?

Город был заинтригован: на шоссе Иксель, которое считалось окраиной бельгийской столицы, в “Белую лошадь” потянулась приличная публика – адвокаты, журналисты, врачи. Барбара позже признает, что этому во многом способствовали семейные и дружеские связи Клода Слюйса. Студент- юрист, мечтавший об артистической карьере, – он подготовил собственный номер в качестве иллюзиониста, – родился в непростой семье. Клод был сыном актрисы Люсьен Роже и Феликса Слюйса, известного в городе онколога и большого поклонника искусств. Феликс Слюйс дружил с Рене Магриттом, а в 1955 году издал книгу “Арчимбольдо и арчимбольджийцы”, открыв известного итальянского маньериста широкой публике. Во время войны семья Слюйсов прятала у себя поэта Поля Нуже – основоположника бельгийского сюрреализма и создателя Бельгийской коммунистической партии. С тех пор он считал себя духовным отцом Клода. Нуже был платонически влюблен в Этери и дневал и ночевал в “Белой лошади”. Ему было тогда тяжко: он потерял работу, вторая жена оказалась в психиатрической лечебнице, и как-то вечером, собрав выручку, Моник незаметно вложила ему в руку сто франков. Ей и Этери он посвятил несколько поэм, а в одной из них – Correspondances, – обращаясь к Моник, писал: “Я вижу тебя – ты грозовой вечер в Париже, ты ночь в Люксембургском саду, полная роз и листьев…” Романтические грезы там явно соседствовали с личной, непосредственной интонацией прямого обращения к адресату и многими вполне земными подробностями – Барбара наверняка хорошо запомнила этот стиль и, когда пришло время, сумела им творчески воспользоваться.

Нуже приводил в кабаре своих знакомых художников и писателей. Клод приносил ей книги – она стала много читать. Клод открыл ей Марианну Освальд – трагическую певицу с низким и хриплым голосом, в тридцатые годы сводившую Париж с ума. Барбара потрясена. “Это было так ново, так откровенно, так отчаянно. Она меня ошеломила”. О Марианне Освальд сегодня мало кто вспоминает, поэтому сделаем небольшое отступление – слишком много совпадений с нашей героиней. Марианна Освальд, урожденная Сара Блох, родилась в семье польских евреев. Рано потеряла родителей и была изнасилована в шестнадцатилетнем возрасте в детском доме в Мюнхене. Бежала из фашистской Германии во Францию, взяла в качестве псевдонима имя любимого героя из “Призраков” Ибсена. Дружила с Превером и Мориаком, Кокто и Камю, вдохновляла Пуленка и Онеггера. Выступала в знаменитом кабаре Boeuf Sur Le Toit (“Бык на крыше”) и эпатировала публику худобой, огненно-красными волосами и депрессивным репертуаром. Причудливо соединила стиль французского Левого берега и немецкого экспрессионизма. Ее хриплый и несколько простонародный голос немного напоминал манеру Пиаф, но именно у нее, а не у Пиаф взяла Барбара – столь непохожая на обеих своим романтизмом и хрустальными интонациями, улетающими в небо, – драматизм, страсть и напряжение.

Но где же свадьба? Да и было ли это замужество, если в “Лили Пасьон” она скажет: “Я была замужем довольно продолжительное время, но не помню лица своего мужа”. Влюбленный Клод еще долго ходил бы в ami, если бы в один явно не прекрасный вечер Моник не попала в полицию за выступления в кабаре без разрешения на работу. Клод бросился к комиссару:

– Она моя невеста!

– Тогда женитесь, мой друг. В противном случае ваша невеста окажется в тюрьме.

Что было делать? И состоялась “феллиниевская”, как она напишет потом, свадьба. Родители жениха не пожаловали – то ли чувствовали подвох, то ли были не в восторге от перспективы назвать дочерью еврейку и певицу кабаре. Невеста была вся в черном – от туфель до тюрбана на голове. На единственной фотографии она там… с другим мужчиной – он случайно попал в объектив. А свидетелем со стороны невесты была экстравагантная фламандка, старая проститутка по имени Прюданс, у которой Моник снимала комнату. Колоритнейшая особа – она тоже станет одной из героинь спектакля “Лили Пасьон”. В отличие от бедного Клода, конечно. Так как дело происходило в Бельгии, вспомним знаменитую картину Магритта “Любовники” – целующаяся пара, он и она, чьи головы плотно обвязаны белой непрозрачной тканью – они не видят друг друга. Лучшая иллюстрация единственного брака Барбары.