Барби. Часть 1 (СИ)

Бурдюк выбрался из своего кабинета со вздохом — его тело было слишком велико и с трудом протискивалось в дверной проем. Даже облаченное в профессорскую мантию, оно казалось вяло колышущимся пузырем, а раздувшееся лицо, подарившее своему владельцу известное далеко за стенами университета прозвище, в самом деле выглядело бурдюком — порядком потертым, несвежей кожи, пульсирующим на каждом шагу. Старые швы, наложенные на него, выглядели порядком прохудившимися, во многих местах их пересекали свежие, вощеной нитью, а кое-где, например, под подбородком, там, где кожа напрягалась сильнее всего, скопища старых и новых швов превращались в бугристые нагромождения вроде огромных бородавок.

— А что на счет серной воды? — почтительно осведомилась Котейшество, следовавшая за Бурдюком на расстоянии в половину руты — дистанция, позволительная для ассистента, а не для обычной школярки, и Барбаросса на миг испытала гордость за свою подругу, — Если та будет слишком концентрированной, серебро может потускнеть и…

Бурдюк издал благодушный смешок. Он не сохранил человеческих глаз, вместо них его глазницы, мастерски обметанные двойным швом, были инкрустированы самоцветными камнями — оранжево-алым, как закат, халцедоном в левой и не огранённым куском голубой бирюзы в правой. Из-за этой разницы в цвете взгляд его, на кого бы ни был устремлен, казался немного удивленным.

— Ничуть не потускнеет, если вы будете держж-ж-аться нужной температуры реакции, моя дорогая. А если вдруг потускнеет, имейте наготове раствор мыш-ш-шьяка — двух-трех-х-х капель должж-жно быть довольно.

В его теле не было ни плоти, ни костей, одно только сено, распирающее пустую оболочку, однако по лекционной зале профессор Бурдюк передвигался так тяжело, будто тащил на плечах пару тяжеленных сундуков.

Поговаривали — но только лишь убедившись, что самого Бурдюка нет рядом — его преображение стало расплатой за какой-то отчаянный эксперимент по части алхимии, который он провел на свой страх и риск в молодые годы. Эксперимент был удачен, но его результаты уязвили кого-то из адских владык, поставив под сомнения его собственные изыскания в этой области. Уязвили в достаточной степени, чтобы содрать с бедолаги шкуру, причем так изящно и легко, как выходит только у профессиональных скорняков.

На счет того, почему именно в ней, а не в освежеванном теле, сохранилась жизнь, никто толком не знал. Говорили, Бурдюк наложил на свое тело заклятье, которое сработало не совсем должным образом. Говорили, его спас могущественный покровитель-демон, пожелавший оставить ему память о безрассудстве юности. Говорили… Барбаросса стиснула зубы, пытаясь вжаться в жесткую скамью — лишь бы взгляд разноцветных глаз профессора Бурдюка не коснулся ее. Некоторые разговоры лучше всего пропускать мимо ушей — чтобы сохранить эти уши на как можно более долгий срок.

Бросив взгляд в сторону гомункула, Барбаросса поблагодарила судьбу. Питательная смесь в его банке еще колыхалась, но почти не заметно для глаза, а сам Мухоглот вяло барахтался, широко открывая изувеченный рот, не успев отойти от заданной ему встряски. Если Бурдюку вздумается подойти поближе, чтобы взглянуть на своего любимца, он без труда сообразит, что тут произошло в его отсутствие, а мстительный Мухоглот не замедлит указать на нее своими сросшимися полупрозрачными пальцами. И тогда…

Барбаросса ощутила, как ноют корни зубов. Может, потому, что она стиснула челюсти так крепко, что могла бы перекусить лезвие ножа. Только сейчас, прижавшись ягодицами к скамье, она обнаружила, что совершила ошибку. Мелкую, но способную стать роковой. В спешке поставила сосуд с гомункулом не на то место кафедры, где он прежде был, а ближе к краю. Бурдюк может выглядеть неуклюжим, но он славится невероятным вниманием к деталям, его драгоценные глаза способны различить мельчайшее отклонение от расчетов в ходе работы. Если он заметит, если обратит внимание…

Повезло. Слишком занятый разговором с Котейшеством, Бурдюк прошествовал мимо кафедры, тяжело переставляя ноги и оставляя за собой шлейф из удушливого запаха мюллеровой воды[10] и цветочного одеколона. Барбаросса слышала, как шуршит сено в его чреве, как трещат под усилием все швы в его теле. Там, где по лекционной зале прошел Бурдюк, оставался едва заметный след из пожухлых травинок — причудливая лунная дорожка, неизменно чертящая его путь по университету.

Кажется, он вовсе не заметил Барбароссу. Прошел мимо нее, точно лекционная зала была пуста. Шурша себе под нос наименованиями алхимических формул, неспешно добрался до выхода и протиснулся в дверь, и только после этого, кажется, она смогла вновь набрать воздуха в грудь.

— Извини, Барби, — взгляд Котейшество, едва только упершись в нее, скользнул прочь, точно виноватый пес, опасающийся приблизиться к хозяину, — Я долго, да? У меня всё не ладится с третьей стадией, вот я и хотела немного… Ты злишься, Барб?