Барби играет в куклы

Да, Люшка умеет все испортить даже одним единственным словом, а она этим количеством никогда не ограничивалась. И самое обидное заключалось как раз в том, что подруга была абсолютно права. Хотя, с ее слов получалось, что если я не буду танцевать на выпускном балу, то только из-за отсутствия достойных кавалеров. Это уже лучше. Потому что на самом деле я бы проторчала у стены, будь зал до отказа набит голливудскими красавчиками.

Левчик мог, конечно, до изнеможения корчить из себя добрую фею, но героиня ему попалась явно из какой-то другой сказки. Да, и туфелька, между прочим, имелась, та самая, сорокового размера, я как-то так и не решилась ее выкинуть, а Люшка про нее больше не вспоминала. Хотя чему тут было удивляться? Я могла стать героиней только какой-нибудь сумасшедшей сказочки — "упала туфелька с ноги Золушки и пришибла принца…".

Но Люшкины ядовитые замечания все же делали свое дело, и я теперь намеревалась "переться" в платье ручной работы лишь на торжественную часть. А подруженьке всё было мало.

— Слушай, Семён, старый хрен мог бы уж раскошелиться на что-то поприличнее, ну в смысле более подходящее к случаю, все же дочка школу заканчивет.

Может быть и мог бы, но просить деньги у Полковника "на дополнительные траты"? Я и так на зубок знала все его финансовые доклады о доходах и расходах, и усекла в них главную мысль — основной расходной статьей являлась именно я.

Одно унижение мне уже пришлось пережить, когда подошла, нет, припорхнула Ленка Зорина с вопросом, буду ли я сдавать деньги на банкет? Да я чуть не рухнула на месте, когда услышала сумму. Меня Полковник после такого вечера сослал бы на галеры отрабатывать долг, причем пожизненно. Ну и в воспитательных целях, конечно. Чтобы знала, что именно нужно в этой жизни ценить. Поэтому вместо галер я выбрала больную бабушку, естественно, в дальней деревне.

— Значит, я тебя вычеркиваю, — легко сказала Ленка. И вычеркнула — рраз! И Денисовой нет.

И Люшка была сто раз права, ну зачем вычеркнутой выпускное платье? Да еще гнусного розового цвета, да которое еще будет жопить. Ну не могла я ей признаться, что все-таки жду какого-то "вдруг". Имею я право хотя бы на один единственный шанс?

Мама? Я и сама не заметила, когда перестала ее ждать. Почти. Из очень редких "приветов издалека" я знала, что мама с мужем куда-то снова переехали — новое место и новый муж, но название страны для меня уже не имело никакого значения — тысячей километров ближе или дальше, какая разница? Я и редкие открытки хранить перестала. Не выбрасывала, конечно, но они сами как-то потихоньку прятались с моих глаз долой. Та, первая, с наивным пряничным домиком, так и осталась лежать в одиночестве, и в ней было сказано всё. И я тоже научилась писать на открытках коротко: "дорогая мама, у меня все хорошо…". Вот и замечательно, что мама не ждала от меня никаких таких новостей, потому что ну что я могла ей написать? Про то, что меня в очередной раз откуда-то вычеркнули?

Хотя было и другое, ведь бубнил Лёвчик что-то там про кожу и волосы. С одной стороны, Лёвчик разбирался в некоторых вещах получше нас с Люшей, с другой — я подозревала, что это розовое нечто он шьет как бы не совсем для меня. У Лёвчика в комнате сидели на столе три куклы Барби. Люшка знала только про одну, ту, что перекочевала к нему от меня, и то закатывала глаза и говорила замогильным голосом: "Вот где дурдо-ом!". Я в такие моменты тревожно смотрела на нее и думала — а вдруг и вправду дурдом? Ведь это передо мной Лёвчик, слегка потрясая зажатой в руке очередной мисс Совершенство, назидательно вещал, что вот где идеал женской кгасоты.

Я на ценителя совершенно не обижалась, тем более что с некоторых пор стала подозревать, что каким-то немыслимым образом затесалась в эту кукольную компанию. Да-да, я стала для Лёвчика как бы еще одной куклой, правда менее совершенной, чем заморские красотки. Но то обстоятельство, что я умела не только открывать-закрывать глаза, но и двигаться, было в его глазах большим плюсом. А моим главным недостатком, как мне кажется, он считал мою способность разговаривать, то есть вопить басом, что я ненавижу оборки и воланы. Вот если бы я лишь таращила ясные глазки, вертелась перед зеркалом и улыбалась, как его кгошки, то могла бы стать любимой Барби.