Барби играет в куклы

Дядька все время артачился, прятаться в тень решительно не хотел, и вообще вел себя как-то непонятно. То есть на меня он, можно сказать, и не смотрел, он вроде как делал мне великое одолжение и жутко на себя за это сердился. И я его вроде как раздражала. Ну это мне было совершенно понятно — против своей воли человек спасает меня, а я его… Чему уж тут радоваться.

— Работаешь или учишься?

— Учусь, — буркнула я, все-таки спаситель. Хотя можно было бы сказать, что я на пенсии, он бы, скорее всего, не очень удивился.

— И что, Ксения, тебе такая вот жизнь нравится?

Нет, нет, это не Полковник спросил, это спросил мой рыцарь. Но я чуть было не грохнулась, наступив на носок собственной туфли, то есть Люшкиной — мне на секунду померещилось, что из-за кустов вылез Полковник и начал воспитательную работу. У них даже интонация была один к одному, вон со мной и на "ты" говорят, а что с такими церемониться. И Люшке спасибо отельное, надо было бы орать мое имя громче, но громче уже невозможно.

Конечно, я это заслужила. Мне самой было до ужаса противно и тошно, но изображать из себя Полковника? Это уже слишком, даже для спасителя. Уж лучше бы продолжал себе молчать, ему так больше шло. А имя мое произнес, будто это ругательство какое.

Я все-таки собралась с духом, вечер все равно получился тот еще и с вызовом, по крайней мере, я на это надеялась, сказала:

— А вам-то какое дело? — Вроде бы получилось ничего, мужик отвернулся и остановился.

— Далеко живешь?

Спросил он это нехотя, сквозь зубы, ясное дело, надоело корчить из себя джентльмена и всяких там распущенных соплюх защищать.

— Пришли уже.

На самом деле я понятия не имела, где мы находимся, город днем и город ночью, это, оказывается, два совершенно разных города, особенно если ты без очков. Но я была пока вполне на высоте в этой идиотской ситуации, то есть я себе почти понравилась.

И вот тут я с этой самой высоты загремела. Только что гордо шкандыбала в огромных туфлях, и вдруг рраз, и уже лежу, уткнувшись лицом в землю.

Да, это была та самая минута, когда я бы предпочла разрыв сердца, бандитскую пулю, десятибалльный подземный толчок — все что угодно, но только не этот позор. Я на секунду оглохла от боли и потрясения, но потом услышала досадливый то ли вздох, то ли смех. Вообще-то мужик тихо выругался, но никакой роли это не играло. Я провалилась с треском. Дядька рывком поднял меня и поставил на ноги.

— Ты идти можешь?

Не могла я идти, потому что нога болела ужасно, а в глаза набилась всякая дрянь, и в рот, между прочим, тоже. И лицо… не может быть, что от него хоть чего-нибудь осталось. Это же надо, чертовы завязки на башмаках ухитрились развязаться, и я не сразу поняла, что Люшкины лыжи окончательно слетели с моих ног и находились теперь неизвестно где. Вот что называется откинуть лыжи.

Да плевать мне было на них, все равно весь вечер я чувствовала себя как на пляже, то есть такой же голой, а теперь еще и босой. Но дядька упорно искал в темноте эти сволочные туфли и вообще, кажется, он начинал входить во вкус. Еще бы, не каждый день видишь бесплатное цирковое представление, да и Рыжий просто в ударе.

— Ага, вот твои башмачки, Золушка. Наденешь или так пойдешь?

Он сам, наверное, носил "башмачки" примерно такого же размера и, похоже, едва сдерживал смех, но у меня уже не осталось сил оскорбиться, я лишь молча взяла туфли, даже не пытаясь их надеть. Так легче было покидать поле боя. Я шла только вперед, все равно моя жизнь была кончена.

— Послушай, Ксения, или как там тебя, куда хоть мы направляемся? Тебя ведь в таком виде и забрать могут.

Мне очень хотелось сказать ему, куда должен направиться лично он, но тут и до меня, несмотря на боль, дошло — а ведь точно, видок у меня еще тот. Кончать жизнь в отделении милиции? Нет, это было слишком даже для сегодняшнего вечера. Я назвала адрес, ну конечно только приблизительный.

Мой любимый домик оказался не очень далеко, любимых соседей, конечно, давным-давно и в помине во дворе не было. А теперь, Господи, сделай так, чтобы и моего Полковника не было дома! А я уж исправлюсь, я больше никогда за порог не выйду, я стану думать исключительно о том, ради чего я живу и как мне стать лучше…

Только вот надо дядьку поблагодарить или можно все-таки драпануть без оглядки? Нет, драпануть не получилось бы по разным причинам и я, старательно отворачивая свою разбитую саднящую физиономию, шепотом выдавила: спасибо. Да он ничего такого и не ждал и уже собрался уходить, только остановился на секунду закурить и… и я поняла, разглядела еще не совсем заплывшими глазами, что дядька был вовсе не дядька, нет, он был дядька, и еще это был Денис. И вот тут я все-таки драпанула.