Барчуки. Картины прошлого

Успокойся, крошечное напуганное сердце… Карета преспокойно гремит по каменистому грунту, и твой любимый Зайчик, опытный ветеран спусков и вытягиваний, не выдаст тебя. Смотри, как он почти присел на свой могучий зад и спалзывает вниз осторожно, как человек, медленно перестанавливая передние ноги, вытянутые, как корабельные канаты… Оголовок надвинулся ему на самые уши, дышло скрипит, не зная, какой силе ему нужно уступить; горячие пристяжные едва удерживаются, чтобы не пуститься марш-маршем от надвигающейся на них махины… Но верный твой Зайчик со спокойствием и терпением главнокомандующего сдерживает и направляем все эти силы, вспомоществуемый строгим Танкредом, своим содышельником… А наверху на козлах царит, как Феб на своей колеснице, столь же опытный и столь же спокойный кучер Михайло, весь сосредоточившийся на этом опасном мгновении, крепко держащий в каждой руке по три туго натянутые вожжи, и опрокинувшийся тучным кучерским корпусом своим почти на самую спину… Вот твоя надежда и твоё спасение… Не прислушивайся к боязливым вскрикиваниям бабушки и маменьки, взывающих поочерёдно то к Михайлу, то к Божьей Матери; не волнуйся оттого, что встревоженный папенька бранит лакея Андрея, как будто этот Андрей был виновником этой горы, и оврага, и тяжести экипажей… Поверь, что ничего необыкновенного не случится с тобою, хотя тебе и припоминаются в это решительное мгновение все дорожные истории, рассказываемые старшими братьями. Может быть, и эти истории были не опаснее твоей собственной, о которой ты, то конечно, не преминешь сложить деревенскую сагу на удивленье и наслажденье твоим маленьким братьям.

***

Ночи и дни, полные впечатлений и приключений, сменяют одни другие. Душа набралась богатого и разнообразного запаса… В городе Нижнедевицке всех нас поразил своими размерами и великолепием казённый соляной магазин, около которого стояла пёстрая будка и ходил часовой-инвалид в кивере и белых штанах, ружьё на плечо. Саша думал, что это царь, и няне довольно трудно было разуверить его. Единственная нижнедевицкая церковь не так поразила нас, потому что в нашем селе церковь была побольше и покрасивее. Но зато с каким удовольствием высунулись мы из окна коляски полюбоваться на красоту и хитрую махинацию шлагбаума, тяжело поднявшегося над нашими экипажами и нетерпеливо пропускавшего их под собою… Вот-вот отхватит кибитку с нянькой или тарантас!.. Тарантас ещё пробьётся; там Петя, там атаман; но за няню приходилось серьёзно опасаться: она ещё как нарочно отстала чуть не полверсты на своих мужицких клячах. С тревогою поглядывали мы на приближающуюся рогоженную кибитку и на опустившуюся полосатую перекладину… Однако нашу кибитку пропускают, вот она уже на этом берегу.

С благодарностью и благоговением глядел я на мрачного воина, располагавшего судьбою проезжих, мановеньем руки поднимавшего и запиравшего эту непонятную нам махину.

Вечером кто-то сказал, что подъезжаем к лесу, что лесом до самой станции ехать… Папенькину коляску пустили вперёд, и папенька достал из-под места и уложил около себя саблю, которая всегда бралась в дальний путь. Дома она висела на стене кабинета над трубками, рядом с арапником, кинжалом и каким-то очень хитрым садовым инструментом, употребление которого не постигал сам атаман наш, рисковавший иногда в отсутствие папеньки осторожно снимать саблю и кинжал и обнажать их сокровенные лезвия к всеобщему нашему ужасу и восторгу. Это предприятие было тем опаснее, что на сабле всегда бренчали кольца, и маменька легко могла накрыть любознательных исследователей, забиравшихся в кабинет вопреки строгих приказаний. Мы твёрдо верили в саблю и силу папеньки, и считали коляску наиболее обеспеченною; тем более, что четыре казака дома успели вооружиться, как следует храбрым воинам, заткнув за пояс панталон деревянные кинжалы с ручками, вырезанные атаманом из грушевых сучьев, и снабдив карманы навязанными на снурки камнями. Папенька, конечно, не знал об этих боевых средствах, но в минуту опасности они должны были неожиданно его выручить.