Бард

– Ветра времени успокоились, бард, но это не навсегда, – сказала она. – Ты теперь будешь жить долго, очень долго по человеческим меркам – в тебе течет кровь дракона. Ты еще застанешь времена, когда ветра времени снова станут тревожными. Ты можешь получить какую-то награду, занять высокое положение среди таких же бардов, как сам, и на этом успокоиться. А можешь оставаться таким, какой ты есть сейчас. И тогда, услышав тревожный зов ветра времени, ты снова должен будешь отправиться в путь на поиски своего нового врага, своей новой битвы. Решать тебе, бард. Слушай свое сердце – что оно подскажет тебе.

Они ушли куда-то на юг. Точнее, Лореанна полетела на юг, а Фархи пошел за ней следом по земле, поскольку лететь со своим поломанным крылом он не мог. Уже когда они отдалились от меня шагов на двадцать, я не мог слышать их голосов, но подозреваю, что топающий по земле Фархи мысленно обращался к своей возлюбленной и непрерывно ныл. Что-нибудь вроде: «О возлюбленная моя Лореанна, прекраснейшая и самая жестокосердная из драконов! Не покидай меня в этой обители скорби, не прячь от меня сияющее светило своей любви!».

Мы с Шебой остались вдвоем. Я последний раз бросил взгляд на долину, в которой столь многое пришлось пережить за столь короткий срок, обернулся к ведьме и сказал:

– Знаешь, я теперь должен возвращаться в академию, писать отчет обо всем случившемся. Но мне так не хочется сейчас туда идти! Я бы с недельку или две отдохнул бы в какой-нибудь уютной хижине где-нибудь в лесу.

– Залазь на медведя, бард, – усмехнулась Шеба. – Он отвезет тебя в подходящее место.

Эпилог,

написанный Деометрией Жижикой, фельдъегерем на службе лорда Александера Питта, Порт-Хлост, графство Питица

– Вот такая это была история, – сказал Жюльен, закончив свой рассказ. Заглянул в свой стакан из черного драконьего стекла, с сожалением изогнул губы в гримасе и отставил стакан в сторону. – Вы удовлетворены, господин фельдъегерь?

– Так вот как это было на самом деле! – воскликнул я. – Конечно, я неоднократно слышал балладу «О великой битве семерых», но всегда считал, что речь идет не о реальных событиях, что это просто вымысел! Оказывается, все это происходило на самом деле!

– Да, все это было, – подтвердил Жюльен и устало улыбнулся. – Аштон приложил немало усилий для того, чтобы всячески «затереть» эту историю, не допустить ее распространения. Потому я и написал ту балладу, чтобы она сама рассказывала о битве с некромантом, передаваясь из уст в уста.

– Но почему вы не упомянули о своей роли в той битве? – удивился я. – Ведь если бы не вы, все могло бы быть совсем иначе!

– О чем я должен был писать, господин фельдъегерь? – усмехнулся Жюльен. – О том, что потерял сознание в самом начале битвы и до вечера провалялся без памяти? В той битве это был не самый великий подвиг.

Жюльен посмотрел вокруг. Балаган был пуст – ни Одрика, ни его дочери не было видно. За пологом балагана уже светало – ночь, в которую бард Жюльен поведал мне столь давнюю и героическую историю, пролетела незаметно. Бард снова с сожалением заглянул в свой стакан.

– А что же было дальше с героями вашей повести, о достойный бард? – снова спросил я, пребывая в состоянии того крайнего возбуждения, в котором не ощущается усталость, а время, кажется, летит незаметно.

– Ну, часть из того, что с ними случилось, вы наверняка знаете и без меня, – ответил Жюльен. – Аштон пошел маршем на Порт-Фраст и, когда достиг его, легко овладел городом. Он приказал распространять слухи о том, что Поксор, граф Ассукс, вступил в тайный сговор с некромантом, а сам Аштон якобы торопился на помощь нашей армии, чтобы выступить против некроманта. На помощь нам, дескать, он не успел, зато решил наказать союзника некроманта. Отчасти все это было правдой, даже готовность барона выступить на нашей стороне – он готов был выждать, посмотреть, в чью пользу сложатся обстоятельства, и принять сторону сильнейшего. Мортимер его интересовал только как средство достижения цели, не более того. Так вот, когда слухи, распространяемые Аштоном, достигли Порт-Фраста, народ взбунтовался, и людей поддержали многие дворяне. А вот у Поксора, похоже, на самом деле совесть была нечиста. Он пытался было подавить восстание, но стража растерялась – стрелять в жителей города, среди которых были и родные, близкие солдат, они не хотели. Кроме того, вместе с народом к замку Поксора пришли дворяне, авторитетные и богатые, которые приказывали страже сложить оружие. В результате солдаты просто остались стоять на своих местах, словно каменные статуи, не препятствуя народу. А Поксор пытался бежать. Его схватили, посадили под домашний арест, а когда прибыл Аштон – передали графа в руки его сиятельства. Барон, как и обещал, казнил Поксора и объявил о присоединении графства Ассукс к Южному баронату. Жители города этого не ожидали, были изумлены, но перечить Аштону никто не посмел.