Бард и Сердце святых клинков

Не знаю, с какой стороны подойти, как начать этот разговор. Просто прийти и поставить перед фактом: мол, друг мой сердечный, а ты знал, что Эмма тренируется тайком от нас всех? Или не стоит об этом упоминать? Лучик просила меня сохранить это в секрете. Тогда как объяснить, что я хочу взять её с собой в путешествие? Нужен ведь какой-то предлог, да? Гансу определённо нужны будут весомые доказательства и факты, почему вообще стоит соглашаться на эту авантюру. И что я ему предложу?

Я невеликий воин, и мои слова о полной защите и безопасности Эммы будут для него пустым звуком. Как бы давно мы друг друга ни знали, но дочка для него дороже всего на свете. Нужно начать с малого, предложу ему пофантазировать: а что, если Эмма решит сбежать. Возможно, он уже думал об этом, и я смогу постепенно вывести его на разговор о путешествиях, хотя бы со мной.

Если так подумать, вся моя жизнь будто была предрешена с рождения. Моя семья поколениями владела кузницей и изготавливала оружие и доспехи, даже мать занималась ювелирными украшениями и делала амулеты для магов. Мой отец ворчал, если я начинал петь, но всегда смягчался под взглядом мамы. Меня тоже приучали к работе за наковальней, но это место всегда будто высасывало из меня силы, и я в секунду терялся, обмякал, часто терял сознание от жары и шума. Я всегда старался избегать кузницы и часто просился с матерью. Среди камней мне было проще работать.

Наша семейная кузня была небольшая, там всегда трудились двое: мой дедушка и отец, иногда приходили наёмные рабочие. Огромная наковальня стояла посередине, и очень часто дедушка с отцом отбивали мечи вместе, клинки всегда были слишком большими для одного дворфа. Когда мне исполнилось пять, я начал очень быстро расти, и отец уже с нетерпением ждал, когда я стану для него подмастерьем. Но в первый же мой рабочий день я чуть не сжёг себя. Меня отправили раздуть огонь, а я ещё ни разу не пользовался мехами, и эта огромная махина подбросила меня почти в самый огонь. В последний момент дедушка откинул меня подальше от разгорячённой печи. Его борода сгорела под ноль, а лицо покрылось шрамами.

После того дня мама забирала меня в свою мастерскую, а иногда отец передавал мне уже готовые мечи на полировку. Родители и сами перепугались и решили на время оградить меня от опасной работы. А вот ухаживать за оружием мне понравилось. Когда полируешь металл до блеска, кажется, он поёт, искриться, а если постараться, то можно даже разобрать лёгкую мелодию. В детстве у каждого меча для меня была особенная песня, я запоминал эти мотивы и ритмы и позже играл для мамы, а она помогала сочинить песню. А ювелирные украшения, которые мы делали с мамой, они были такие утончённые, маленькие и изящные, словно эльфийские фигурки.

Постепенно я разобрался в камнях, как огранить алмаз и обработать малахит. А ещё какой лучше взять камень для палочки огненного мага. Всё это было таким загадочным и чудесным. Это занятие поглощало меня, и я думал: вот оно, вот чем я займусь, когда вырасту.

Мои родители погибли в пожаре.

Я не знаю, был ли это поджог или кто-то из домочадцев не закрыл створку печки, но наш дом пылал так ярко и ослепительно, словно отблески солнечных зайчиков в минерале. Мама разбудила меня и вывела на улицу, передав в руки соседки. А сама бросилась обратно, кажется, за вещами, или дедушкой, или украшением, которое мы делали накануне. Я уже плохо помню то тёмное, морозное утро. Помню, как стоял, пока дом не потушили, а потом побрёл по пепелищу в поисках родителей. Я не нашёл их, но уйти с места, где когда-то была спальня родителей не смог. Кажется, даже не плакал, просто смотрел на угольки от кровати, шкафов. А потом на небо, откуда сыпался пепел. Он был будто повсюду, от него першило в горле, и вся моя одежда была серая.

Позже меня утащила тётушка с пепелища, долго отряхивала от золы, прежде чем впустить в дом, но, устав, просто заставила раздеться на улице до трусов, а мою пижаму выкинула. И заставила выкинуть обгоревшую шпильку для волос, которую я нашёл среди золы. Больше у меня ничего не осталось.

Она относилась ко мне снисходительно примерно месяц, а потом отправила в кузню рядом с домом. Каждый раз, работая среди пламени, стука наковальни и криков, я словно был в аду. Ненавижу кузницы, но ещё больше — советы забросить эту музыку и заняться мужской работой, пойти ковать мечи.

Только ближе к вечеру я выбрался из комнаты. Эмма сидела под дверью, она подскочила, как только я вышел, и со страхом взглянула на меня.

— Дядя Хаген, вам плохо? — тихо, одними губами спросила она.

— Нет, просто приснился кошмар, — я попытался выдавить из себя улыбку. — Не переживай, кажется дневной сон — это не моё.

Я как-то неловко улыбнулся, а Эмма не очень поверила моим словам и помогла мне спуститься. Таверна сегодня была полупустая, лишь несколько постояльцев ужинали и обсуждали планы на завтрашний день. Я присел за стойку и тупо уставился в деревянные узоры. Хватит ли у меня решимости на этот разговор?