- А-а, ты про это… - вспомнил Кириан и задумался – но ненадолго. – Не знаю. Но чувствую, что оно должно быть мягкое, как ты… гладкое, как ты…
- Я пушистая!
- И пушистое одновременно, - согласился поэт. – А еще у него должны быть зеленые глаза и гордая осанка, как у тебя. И тайна во взгляде.
- У имен не бывает взглядов, потому что у них нет глаз! У них вообще ничего нет, кроме звуков, ну и букв – если вы, люди, их запишете!
Бард усмехнулся:
- Значит, есть еще что-то на Белом Свете, всеведущим кошхам неведомое.
Кробх Дерг презрительно фыркнула, а Кириан продолжил:
- А еще он должно говорить о том, что у тебя – самые острые красные когти, какие я только видел, и что самый злобный конь под тобой становится покладистей пони.
Кошха рассмеялась:
- Таких имен не существует точно!
- А вот и еще одна вещь, неизвестная кошхам, - улыбнулся поэт. – Потому как я только что понял: такое имя есть!
- Да? – гостья скользнула по нему беглым взглядом искоса, точно ей было ничуть не интересно, и тут же снова перевела взор на крыши Гвентстона, остывающие под густой вечерней синевой от недавнего буйства алого.
- Да, - машинально поглаживая арфу, кивнул бард. – И это имя – Эвелин.
- Эвелин?.. - медленно повторила кошха, словно пробуя имя на вкус – и уклончиво повела хвостом: - Не знаю. Имя как имя. И про когти в нем ничего не сказано.
- Они спрятаны, - снова улыбнулся миннезингер.
Кошха поднялась и потянулась, выгибая дугой спину и хвост.
- А у тебя хорошая улыбка, бард Кириан, - глянула она на него с изумрудным прищуром. – Тебе кто-нибудь об этом говорил?
- Может, и говорил, - пожал плечами он. – Давно. В основном, окружающие имеют мало шансов ее увидеть.
- Ты обычно слишком угрюм?
- Они обычно слишком занудны. Когда не норовят побить меня палками или проткнуть мечом, - кисло вспомнил он события дня.
- И я даже догадываюсь, от кого они своим занудством заражаются, - хмыкнула Кробх Дерг, соскочила с подоконника и направилась в соседнюю комнату к креслу, облюбованному для сна.
Закат погас, наступила ночь.
Наставший за ней день был скучным и обыденным – ровно тридцать минут. На тридцать первой Кириан разочарованно присвистнул:
- А я думал – картошка еще оставалась… Ладно, прогуляюсь до лавки внизу. Хотел поручить тебе поставить чайник…
- Это твое новое желание? – невинно моргнула Кробх Дерг.
Менестрель мученически возвел очи горе:
- Сиххё кривоногие!.. И какой болван придумал поговорку «ленив, как кот», когда рядом имеется настолько более благодарный объект сравнения!
- Наверное, тот же самый, который думает, будто кошхи и чайники – две совместные вещи, - сонно отозвалась гостья с подоконника, снова растянулась во всю длину и закрыла глаза.
- Кошхи и картошка отчего-то очень даже совмещаются, - сварливо заметил менестрель, поднимая из угла корзину.
- Это потому, что они в рифму. Как поэт, мог бы и догадаться, - не открывая глаз, высунула кончик языка Кробх Дерг.
- А поскольку кошхи и рыба, мясо, сметана, грибы, лук и помидоры не рифмуются… - многозначительно подхватил бард.
- Приходится есть это просто так, - самодовольно договорила за него кошха.
- Бе-бе-бе, - завершил беседу Кириан, выдвинул щеколду, открывая дверь…
И понял, что закрыть ее уже не успевает, потому что, распахнутая пинком, она с грохотом врезалась в стену прихожей. А на пороге, осыпаемые штукатуркой и пылью, предстали трое давешних молодцов в ливреях Найси.
Кириан не был воином – но он был бардом, причем бардом, закаленным в трактирных выступлениях перед очень разнообразно настроенной публикой. А это означало, что когда он видел перед собой трех мордоворотов с дубинами, на размышление о возможном развитии событий у него уходило не больше доли секунды – тем более что дальше отсчет времени шел именно в них.
Раз, два…
…корзина надета на голову усатого…
…три, четыре…
…поворот на сто восемьдесят градусов, пробежка в три шага…
…пять, шесть…
…распахнута дверь в кухню…
…семь, восемь – захлопнута под ругань двух лакеев и чих третьего и придавлена спиной.
…девять, десять…
…панический взгляд по сторонам и осознание, что дальше бежать некуда.
- Дудки-лютни… - тоскливо всхлипнул менестрель, понимая, что вот она, собственно, и пришла, финита ля комедия, чтобы не сказать проще[12].
- В окно! – на подоконнике, готовая к прыжку, застыла кошха.
- Ты с ума сошла?! – взвыл он и прикусил язык: дверь содрогнулась от удара. – Ты меня за кота принимаешь?! Или за голубя?!
- За болтуна! – яростно прошипела Кробх Дерг, одним прыжком перелетела через всю кухню и приземлилась на плечо, впившись когтями. – Пошел!
Дверь рванулась вперед, отшвыривая Кириана, и тот, сам не понимая, что делает – как вчера! – взлетел на подоконник и замер, окидывая быстрым взором расстилавшуюся перед ним картину: крыши, карнизы, соседские балконы…
«Я сошел с ума, я сошел с ума, я сошел с ума….»
- Попался!!! – радостно взревели гости и ринулись в атаку.
С душераздирающим криком – не то «мяу!», не то «мать!» - миннезингер сиганул на крышу соседнего дома, прилепившегося этажом ниже.