Баргузинский треугольник. Тайна погибшей экспедиции

- Убить. Завтра. Пробраться ночью в лагерь и задушить.

- А что будет со мной? – после короткого мига восторга, всё же спросил Губа. – Меня ты тоже, в конце концов, убьёшь, когда наиграешься?

- Ты будешь жить. Ты мне нужен. Я внутри тебя. Ты и я – мы вместе…

- Мне нужно их догнать. Они построили плот и двигаются впереди меня по воде, обгоняя почти на день. Как я их настигну?

Последовала секундная пауза, затем голос отчётливо произнёс в мозгу:

- Мы настигнем их вместе. Ты и я.

Помехи заглушили сознание, и сквозь статику Губа услышал:

- Я zortzi. Я – Тапробан. Следуй за мной.

И подобно безвольному манекену Губа сделал шаг.

*********

…Ещё несколько минут назад фотограф находился за сорок километров от их лагеря, отделённый от путешественников гладью озера и непроходимым пологом леса. Но потом, следуя указаниям внутреннего голоса, он закрыл глаза, глубоко вдохнул воздух, и… провалился в пустоту. Его понесло сквозь пространство – его самого, или его сущность – не важно, главное, что это было мгновенно и безболезненно. Бац! – щелчок – и ты на месте.

Придя несколько минут назад в себя и увидев, что находится совсем в иной местности, он не особенно удивился, предполагая подобный исход погони ещё заранее - тогда, когда голос внутри пообещал помочь. Гроссмейстер обладал, надо полагать, поистине неограниченным запасом перемещения в любом пространстве – щёлкни только пальцем. Или что-то в этом роде.

- Где я?

Губа общался теперь со своим Хозяином почти на равных.

- Возле лагеря своих друзей. Задай вопрос. – Голос как всегда отдавал шелестом листвы и был едва различим сквозь пробивающиеся извне электромагнитные помехи.

- Как я преодолел это расстояние, ведь до них было едва ли не полсотни километров продвижения на плоту?

- Сорок один километр, четыреста восемь метров, двадцать два сантиметра до костра, если быть точным, - прошелестел голос. – Задай вопрос.

- Каким образом ты меня сюда перенёс? Телепортация?

- Я ястреб в душе твоей. Я взял тебя с собой. Задай правильный вопрос.

- Я должен убить эту сопливую девку?

- Да. Если тебе это интересно.

- Ещё как! Что я должен делать?

- Мы вместе. Ты и я. Ты моя сущность. Я играю, и она лишняя теперь фигура. Я делаю следующий ход. Я - Тапробан!

- А конкретнее! – не выдержал Губа столь возвышенной патетики.

- Дождись её дежурства под утро. Она будет дежурить последней.

- А-а, понял! – восхищённо улыбнулся сам себе будущий убийца. – Я её задушу.

- Ты – Тапробан, как и я.

Фотограф в предвкушении облизнул пересохшие от возбуждения губы. Сейчас он стоял и смотрел на не очень-то далёкий от него костёр. Повинуясь голосу, он приблизился на пару десятков метров, стараясь не шуметь, и осторожно выбрал позицию для будущего нападения. Скорее всего, девка, сменив напарника, усядется на этом же месте, и когда тот, уставший снова заснёт, он, фотограф, начнёт действовать. Так учил его Гроссмейстер. Легко представить, в сколь приятном расположении духа он сейчас находился.

Так и произошло. Спустя час или около того, юнец наклонился к подруге и осторожно разбудил её. Губа видел, как он перед этим уже клевал носом и не мог бороться с сонливой усталостью, накопившейся за последние дни.

Прождав ещё минут двадцать и видя, что в лагере по-прежнему тихо, Губа начал действовать.

…Девушка не успела ничего осознать. Боль, как известно, это совсем другое измерение, где не действуют знакомые человеку законы. Ей внезапно стало неизмеримо больно. Инстинктивно дёрнувшись, она вдруг почувствовала резкий, саднящий спазм в области шеи, лишивший её возможности вдохнуть всей грудью живительный воздух или крикнуть в ужасном отчаянии. Губа ладонью зажал девушке рот, а потом другой рукой стиснул горло под самым подбородком, пережимая сонную артерию и перекрывая путь крови к головному мозгу. Так бывает, когда задыхаешься под водой, но тут были жестокие руки. Люда отчаянно вырывалась, но пальцы у Губы были настолько сильные, что он без труда давил ими грецкие орехи – что уж говорить о нежных позвонках какой-то девицы. И всё это происходило в зловещей тишине: ни вздоха, ни малейшего треска подвернувшихся под конвульсивно дёргавшиеся ноги веток. Минута делов – и готово.