Баркер К. Имаджика: Примирение. Гл. 37-62

— Никаких извинений, — сказал Тик Ро. — Я ухожу, а ты спи.

Вечером Тик Ро принялся донимать вопросами Клема и Понедельника.

— Так когда же я увижу гипнотическую Юдит? — спросил он по окончании рассказа.

— Не уверен, что это получится, — сказал Клем. — После того как мы похоронили Сартори, она сюда уже не вернулась.

— Так где же она?

— Где бы она ни была, — скорбно сказал Понедельник, — Хои-Поллои она увела с собой. Вот такие дела, ядрена вошь.

— А теперь послушай меня, — сказал Тик Ро. — Я всегда легко находил общий язык с женщинами. Предлагаю тебе сделку. Если ты покажешь мне город — снаружи и изнутри, — то я точно таким же образом покажу тебе несколько симпатичных барышень.

Рука Понедельника выскочила из кармана, где она ощупывала следствие долгой разлуки с Хои-Поллои, и ухватила ладонь Тика Ро еще до того, как тот успел ее протянуть.

— Решено, дружище, — сказал Понедельник. — Будет тебе экскурсия.

— А как насчет Миляги? — спросил Тик Ро у Клема. — Он тоже томится по женскому обществу?

— Нет, он просто устал. Скоро он придет в норму.

— Что-то я в этом не уверен, — сказал Тик Ро. — У него вид человека, который с радостью отправился бы на тот свет.

— Не говори так.

— Это не я, это он сам так говорит, Клемент.

Энергия и шум, которые Тик Ро принес с собой в дом, лишний раз подтверждали справедливость этих слов. Дни шли, превращаясь в недели, а состояние Миляги не становилось лучше. Он, по выражению Тика Ро, томился, и Клем начал чувствовать себя как во время последней болезни Тэйлора. Любимый человек ускользал, а он ничего не мог с этим поделать. А с Милягой не было даже тех кратких передышек, которые бывали у них с Тэйлором, когда они вспоминали старые добрые времена и боль как будто отступала. Миляге не нужны были ни фальшивые утешения, ни улыбки, ни сочувствие. Он хотел лишь лежать на матрасе, постепенно становясь таким же белым, как и его простыни. Иногда ангелы слышали, как во сне он начинал говорить на неведомых языках — как когда-то в присутствии Тэйлора. Но с уст его срывалась какая-то невнятная чепуха — бессмысленный бред сознания, блуждающего по незнакомым странам без карты.

Тик Ро пробыл у них целый месяц. Вместе с Понедельником он уходил из дома на заре, а возвращался за полночь. Его любознательность была неутолимой, а склонность к наслаждениям не знала границ. Ему нравилось все: пирог с угрями и английское пиво, Угол Ораторов[9] в воскресный полдень и привидение Джека-Потрошителя в полночь, собачьи бега и джаз, жилеты, изготовленные в Сэвайл Роу, и женщины, подцепленные за Кингс-Кросс. Что же касалось Понедельника, то по его физиономии было видно, что боль от разлуки с Хои-Поллои снята весьма радикальными средствами. Когда Тик Ро в конце концов объявил, что ему пора возвращаться в Четвертый Доминион, парень чуть не сошел с ума от горя.

— Не бери в голову, — сказал Тик Ро. — Я вернусь. И не один.

Прежде чем отправиться, он явился к Миляге с предложением.

— Пошли со мной в Четвертый, — сказал он. — Настало время тебе посмотреть на Паташоку.

Миляга покачал головой.

— Но ведь ты не видел Мерроу Ти-Ти, — протестующе воскликнул Тик.

— Я прекрасно понимаю, что ты пытаешься сделать, Тик, — сказал Миляга, — и я тебе за это очень благодарен, честное слово. Но я больше не хочу видеть Четвертый Доминион.

— Что же ты тогда хочешь увидеть?

Ответ оказался очень простым:

— Ничего.

— Прекрати, Миляга, — сказал Тик Ро. — Это уже начинает надоедать. Ты ведешь себя так, словно все потеряно.

— Для меня — да.

— Она вернется, вот увидишь.

— Кто?

— Юдит.

Миляга чуть не рассмеялся.

— Не Юдит я потерял, — сказал он.

Тик Ро осознал свою ошибку и впервые в жизни не нашелся что ответить. Все, что он смог выдавить из себя, было короткое «кхгм».

Миляга же как будто впервые за месяц увидел своего гостя.

— Тик, — сказал он, — я хочу сказать тебе то, что никому не говорил.

— Да?

— Когда я был в Городе моего Отца… — Он запнулся, словно на этом желание себя исчерпало, но потом начал снова: — Когда я был в Городе моего Отца, я видел там Пай-о-па.

— Живого?

— Но ненадолго.

— Господи, как же он умер?

— Земля под ним разверзлась.

— Это ужасно.

— Теперь ты понимаешь, почему я не чувствую себя победителем?

— Да, понимаю. Но, Миляга…

— Кончай уговоры, Тик.

— …перемены повсюду. Может быть, в Первом Доминионе происходят не меньшие чудеса, чем в Изорддеррексе. Это вполне вероятно.

Прищурившись, Миляга наблюдал за мучителем.

— Ты же помнишь, эвретемеки были в Первом Доминионе задолго до Хапексамендиоса, — продолжал Тик. — И они творили чудеса, налагали заклятия. Может быть, эти времена вернулись. Земля ведь не забывает. Люди забывают. Даже Маэстро забывают. Но земля? Нет, никогда.

Он встал.

— Пошли со мной, — сказал он. — Давай отправимся на поиски самих себя. Вреда от этого не будет. Если у тебя ноги не ходят, я тебя понесу.

— В этом нет необходимости, — сказал Миляга и, отбросив простыню, встал с постели.