Баркер К. Имаджика: Примирение. Гл. 37-62

— Вот как? — спросила она, направляясь в сторону арки. — А я-то думала, что остался еще один Доминион.

— Я уже видел его и знаю, что меня там ждет.

После небольшой паузы Юдит сказала:

— Целестина тебе когда-нибудь рассказывала эту сказку? Ну конечно, наверняка рассказывала?

— О Низи Нирване?

— Да. Мне она ее тоже рассказала, в ночь накануне Примирения. Ты понял ее?

— Не совсем.

— Жаль.

— А что такое?

— Да нет, ничего, просто я тоже не поняла и подумала, что, может быть… — Она пожала плечами. — Не знаю, что я подумала.

Она стояла уже у самой арки, и Хуззах устремила взгляд через плечо матери на кого-то, кто стоял за жидкой стеной. Миляге показалось, что виднеющийся за аркой смутный силуэт мало напоминает человека.

— Хои-Поллои ведь уже рассказала о наших гостях? — сказала Юдит, заметив удивление Миляги. — Они пришли из океана свататься. — Она улыбнулась. — Некоторые ничего, красивые. Какие будут дети!..

Улыбка ее слегка дрогнула.

— Не грусти, Миляга, — сказала она. — У нас с тобой были хорошие времена.

Потом она повернулась к нему спиной и с ребенком на руках прошла сквозь сверкающую пелену. Он услышал, как Хуззах засмеялась, увидев существо, которое ожидало их с той стороны, и заметил, как оно обняло серебристыми руками и мать, и ребенка. Потом занавес вспыхнул ярким сиянием, а когда оно потускнело, семья уже исчезла.

Миляга пробыл в пустой зале несколько минут. Он знал, что Юдит не собирается возвращаться, и даже не был уверен в том, что ему этого хотелось бы, но какая-то сила не отпускала его, пока он не восстановил в памяти все, что между ними произошло. И только после этого он вернулся к двери и вышел в вечерний воздух. Дикие джунгли были исполнены нового очарования. Мягкие голубые туманы опускались вниз из-под зеленого полога и клубились над поверхностью прудов. Оживленный дневной щебет уступил место звучным песням вечерних птиц, а вместо деловито гудящих шмелей в воздухе порхали легкокрылые бабочки.

Он оглядел окрестности в поисках Понедельника, но того не было видно. Хотя ничто не мешало ему слоняться без дела, наслаждаясь окружающей идиллией, он чувствовал себя не в своей тарелке. Это было не его место. Днем оно было слишком переполнено жизнью, а ночью, как нетрудно догадаться, — любовью. Никогда еще он не чувствовал себя таким бесплотным, нематериальным, несуществующим. Даже на дороге, отодвигаясь подальше от костров, вокруг которых мололи всякий вздор о Маэстро Сартори, он знал, что стоит ему назвать себя, как его тут же окружат, начнут чествовать и восхищаться им. Здесь все было иначе. Здесь он был ничем, ничем и никем. Это место принадлежало новой поросли, новым чудесам и новым семьям.

Похоже, ноги его успели разобраться в ситуации раньше, чем он, потому что еще до того, как он признался себе в том, что он здесь лишний, они уже уносили его прочь, сквозь водяные арки и вниз по склону города. Направился он не к дельте, а к пустыне. Хотя путешествие, на которое намекнула Юдит, казалось ему лишенным всякого смысла, он позволил ногам нести его, куда им заблагорассудится.

В первый раз, покидая город через ворота, выходящие в сторону пустыни, он тащил на себе Пая, а вокруг них двигались толпы беженцев. Теперь он был один, и хотя нести ему надо было лишь собственное тело, он знал, что предстоящий путь исчерпает тот небольшой запас сил и воли, который у него еще оставался. Но это его не особенно заботило. Пусть даже он погибнет по дороге — какая разница. Что бы ни говорила Юдит, его странствия подошли к концу.

Когда он достиг перекрестка, на котором ему некогда повстречался Флоккус Дадо, за спиной у него раздался крик, и, обернувшись, он увидел обнаженного по пояс Понедельника, который несся за ним галопом верхом на муле или, точнее, на его полосатой разновидности.

— Какого дьявола ты ушел без меня? — поинтересовался он, оказавшись рядом с Милягой.

— Я искал, но тебя нигде не было видно. Я решил, что ты надумал жениться на Хои-Поллои.

— Ну уж нетушки! — сказал Понедельник. — Знаешь, у этой телки в башке слишком много всяких завиральных идей. Сказала мне, что хочет меня представить какой-то рыбе. Я ей ответил, что вообще-то рыбу не очень люблю — кости в глотке застревают. А что, разве не так? Люди каждый день дохнут, подавившись этой треклятой рыбой! Ну так вот, она вытаращила на меня свои косые гляделки, словно я пернул со всей мочи, да и говорит, что лучше мне, пожалуй, все-таки пойти с тобой. А я ей говорю, что даже не знал, что ты куда-то идешь. Ну, значит, она находит мне этого пидора… — он с размаху хлопнул мула по боку, — …и показывает, куда ехать. — Он оглянулся на город. — Знаешь, по-моему, классно, что мы оттуда смотались, — сказал он, понизив голос. — Честно говоря, там слишком много воды. Видел там, у ворот? Ебитская сила, что за фонтан!

— Нет, не видел. Наверное, он только что появился.

— Я же говорю! Весь город скоро затопит. Давай-ка поскорее делать ноги. Заскакивай.

— Как зовут животное?

— Толланд, — ответил Понедельник, широко ухмыльнувшись. — Куда едем-то?

Миляга указал на горизонт.

— Не видно ни фига.