Бархат

Где-то все еще били стекла. Ребенок, застывший от ужаса под потолочной балкой, почувствовал запах гари, потому что кто-то поджег гобелены в верхней галерее. Оргия разрушения продолжалась.

Узенькая, крытая булыжником улочка была заполнена людьми. Тяжелый дух, исходящий от немытых тел, наполнял знойный воздух. Открытая телега прогрохотала по булыжной мостовой. Люди, стоявшие в телеге, опустили головы и пустыми глазами смотрели себе под ноги. В их лицах не было ни кровинки. Толпа бежала за телегой. Озверевшие простолюдины бросали в людей комья засохшей грязи и мусор из сточных канав.

Теперь ребенок стоял под козырьком винной лавки. Девочка пряталась в тени, наблюдая за этим кошмаром. Каждый день происходило одно и то же – с рассвета и до заката, когда мадам Гильотина наконец отдыхала.

Вдруг девочка узнала лицо женщины, стоявшей во второй повозке среди осужденных на смерть. Девочка зажала себе рот рукой, чтобы не закричать, когда телега прогрохотала мимо и скрылась за углом.

Натаниэль проснулся от звука низких, разрывающих душу рыданий. Спросонья он не мог понять, что происходит. Спальня была залита голубоватым лунным светом, с которым соперничало красноватое свечение тлеющих в камине углей.

Габриэль сидела на кровати, и из-под ее закрытых век по щекам струились слезы. В горле девушки клокотали рыдания. Затем она, жалобно съежившись, перекатилась на бок.

– Габриэль! – позвал пораженный Прайд.

Она ничего не ответила, и он дотронулся до ее обнаженной спины – ледяная кожа была покрыта холодным потом.

– Габриэль! – громче сказал он, положив теплую ладонь на ее плечо.

Но глаза графини по-прежнему были закрыты, и всхлипывания не прекращались. Натаниэль понял, что она все еще спит. И тут так же, во сне, она резко, не разгибаясь, встала на колени. Что-то ужасное мучило ее. Какой кошмар заставлял ее так страдать?

– Габриэль! Просыпайся! – Он говорил спокойным, уверенным тоном, а затем изогнулся, взял ее спереди за плечи и слегка встряхнул. – Просыпайся! Тебе снится дурной сон!

Ее глаза открылись, и Прайда потрясло выражение тоски в них. Влажные от пота и слез, темно-рыжие кудряшки прилипли к ее лицу. Какое-то мгновение она смотрела на него и не узнавала. Рыдания все еще сотрясали ее тело. Но, увидев, что Прайд сочувственно смотрит на нее, Габриэль жалобно всхлипнула, вытерла слезы рукой и откинула волосы с лица.

– Извини, – произнесла она хриплым от слез голосом. – Я разбудила тебя?

– Что тебя мучает? – мягко спросил он. – Что ты видела во сне?

– Ничего… нет, ничего…

Габриэль легла и закрыла глаза.

– Спи, Натаниэль, – сказала она. – Извини, что разбудила тебя.

– Нет, так дело не пойдет, – резко проговорил он, глядя ей в лицо.

– Что… не пойдет? – переспросила она, перевернувшись на бок и подтянув колени к животу. – Мне хочется спать.

Прайд почти физически ощущал боль, которая ее терзала, и понимал, что Габриэль вовсе не такая сонная, как притворяется.

– Так не пойдет, – повторил молодой человек, вскочив с кровати. – И не прикидывайся, что спишь. Я же, черт возьми, вижу, в каком ты состоянии!

Натаниэль встал, чтобы развести огонь в камине.

Графиня теперь лежала на спине. Ее глаза по-прежнему были закрыты. Слезы еще не высохли на бледных щеках, а на верхней губе, которую она прикусила во сне, виднелось пятнышко крови.

Несколько часов назад Прайд спокойно засыпал рядом с обнаженной, властной, возбуждающей его женщиной, неутомимой в любовных утехах. А проснувшись, увидел беззащитную, глубоко несчастную девушку, которая, как это ни странно, одновременно выглядела и моложе, и старше своих лет.

– Габриэль… – Он подошел к кровати, сел рядом с графиней и положил ей на живот прохладную руку. – Я хочу знать, что ты видела во сне, – настойчиво произнес он.

Ее глаза открылись, в их темной бездне застыла боль.

– Говорю же тебе, все в порядке. Ничего особенного. Извини, что я разбудила тебя.

– Прекрати повторять одно и то же!

Нетерпимость, которую он обычно скрывал, вырвалась наружу, несмотря на его жалость к графине.

– Тебе приснилось что-то ужасное.

Габриэль, вздохнув, села.