Бархатная кибитка

Впрочем, все вышесказанное относится к вращениям на суше, но вращаться в море, когда ноги твои не достигают дна, – это совсем другое дело. И техника, и цель водяных кружений иные. В море невозможно достичь скорости вращения, которая обеспечила бы приступ серьезного головокружения. Да в море это и не требуется – речь идет о несколько ином наслаждении. Сколько ни вращайся в соленых волнах, голова у тебя не закружится. Но vertigo уже не является для тебя искомым состоянием, потому как ты отлавливаешь нечто покруче любого vertigo. Ты становишься веретеном в нежных пальцах невидимой морской царевны, она наматывает на тебя свою незримую пряжу, состоящую из воздушных и водяных струй. И постепенно, в процессе кружения, ты оказываешься в центре гигантского шара, охватывающего собой все прилегающие ландшафты. Наблюдая себя почти отсутствующим, почти совершенно обнуленным центром этого восхитительно шарообразного космоса, ты создаешь вокруг себя внутренний круг – эйфорическую окружность, сотканную из сверкающих соленых брызг, эту окружность ты чертишь вокруг себя ладонями своих распростертых рук, – постепенно набирая ту максимальную скорость вращения, которую согласны предоставить тебе влажная стихия и твое подвешенно-парящее состояние тела, опирающегося лишь на воду, ты вспарываешь морскую поверхность руками, соответственно оказываясь не только лишь в эпицентре гигантского шара, но также становишься стержнем полупрозрачного цилиндра, состоящего из брызг, взлетающих все выше и выше по мере твоего ускорения.

Ну и затем, накружившись вволю, ты начинаешь усложнять фигуры танца – выписываешь восьмерки, кренделя, пируэты, откалываешь водяное сальто, воображая себя обласканным цирковым тюленем или дельфином или рыбохвостым бородачом в духе жирных живописных полотен Арнольда Бёклина (если иметь в виду его русалочий цикл). В общем, ты совершаешь целые каскады движений, чередуя упорядоченные и хаотичные, пока не превращаешься в поплавок, плотно обхватив свои колени руками и прижав к ним свой просоленный лоб, – в этой эмбриональной позе ты окончательно теряешь какое-либо ощущение времени, тебе уже не нужно кружиться – тебя вращает само море, ты полностью отдаешься на волю волн, и тебя то переворачивает вниз головой, то мягко опрокидывает, то колеблет, словно в колыбели. Слова «Коктебель» и «колыбель» не просто идеально рифмуются, но содержат в себе смысловое единство.

В данный миг мы находимся в совершенно бестревожной точке моего повествования, к тому же это как бы исчезающая, испаряющаяся точка, я бы назвал эту точку чеширской – в честь того кота из «Алисы в Стране Чудес», который обожал таять в воздухе, оставляя после себя лишь повисшую над ветвями улыбку.

Моя приверженность к фанатичным морским заплывам не испарилась с годами. Когда я подрос и обзавелся курчавой бородой, девушки в Крыму игриво называли меня Плавающий Фавн – обликом и нравом я был вполне фавничен, но сейчас я рассказываю о годах, когда я еще не вырос в большого фавна, а оставался до поры до времени фавненком или же тритоноидом. Терпкие морские воды излечили меня от болезненной призрачности, что сделалась следствием долгих больничных прозябаний: я обернулся вполне бодрым малышом, хохотливым и прыгучим.