Бархатная маска

Мэри тут же принялась упрашивать его позаниматься ее партией, остальные дамы тоже не отставали от нее. Не прошло и пяти минут, как джентльмены оказались начисто лишены женского внимания. Центром общества стал Энджел. Он с наивозможнейшей скоростью ретировался за клавесин и принялся разбирать ноты, стараясь одновременно ни одну из леди не обойти участием. В конце концов, именно так и должен вести себя благовоспитанный слуга. Мэри победила в состязании за его внимание, так что репетицию пришлось начинать с места в карьер, со сложной партии: дуэта несчастного изуродованного джентльмена и Мэри.

Играл и пел Энджел, почти не задумываясь о том, что делает. Свои арии он давно выучил, как и всю написанную на данный момент музыку к мистерии. Мэри тоже уже была практически готова, поэтому все шло как по маслу, музицирование не отвлекало Фламбара от незаметных поисков Лаис. Графиня куда-то скрылась, что заставляло его нервничать. Впрочем, она заставляла его нервничать и своим присутствием. В последние дни, с той памятной ночи после нападения, Энджел лишился сна и покоя. Она являлась ему во снах, она стояла перед его глазами в мечтах, она наяву волновала его сердце. Ее чистота, свежесть, тихая грусть, скрытая сила и жизнелюбие, ее нежность, преданность и заботливость волновали его больше, чем ее красота. Он видел прелесть Лаис в каждом ее движении, в чуть розовеющих щеках, в мягких губах, спокойной улыбке, в гибкой талии и легких шагах. Она была воплощенная нежная красота. Энджел жалел, что не умеет рисовать.

Ах, если бы он мог просто радоваться ее присутствию! Нет, он хотел большего. Хотел и понимал это. Но не мог себе этого позволить. Во-первых, она ясно дала понять, что любила и продолжает любить мужа. А во-вторых… Про это ему даже не хотелось думать. Между ними стояло нечто большее, чем тень покойного мужа. Это были призраки прошлого и злые демоны настоящего.

Мысли Энджела о Лаис прервало появление в дверях полноватого, но весьма привлекательного мужчины. Фламбар отметил его присутствие боковым зрением: приятное круглое лицо, скромный серый костюм и белоснежные манжеты – так и должен выглядеть истинный джентльмен, не кичащийся своим происхождением. Дамы сначала не обратили на гостя никакого внимания, но когда лорд Эшли поднялся, чтобы приветствовать его, все общество обратилось к новоприбывшему.

– Лорд Касболд! – с нескрываемым восторгом вскричал хозяин дома. – Вы все же решили почтить нас своим присутствием!

– Да, решил, – сварливо объявил композитор. Кажется, он пребывал не в настроении – наверное, вдохновение на время оставило гения, а это всегда расстраивает. – Я решил сам привезти вам партитуру к завершающей арии.

Все знали, что финал никак не давался Касболду, он переписывал его уже в пятый раз. Энджел ясно видел, в чем проблема, но композитор не спрашивал его совета, так что Фламбару оставалось лишь надеяться, что финал все же появится, пусть и не сразу.

Раскланявшись с присутствующими, Касболд направился к клавесину.

– Позвольте-ка мне, мистер…

– Мистер Фламбар, – услужливо подсказала Мэри.

– Да, да, – отмахнулся композитор. – Так вы позволите?

– Прошу вас, – поклонился Энджел, вставая из-за клавесина.

Он отошел к оконной нише и взглянул на улицу. Листья с деревьев в парке падали, словно желтый дождь. Какое счастье, что лить перестало, но погода все равно стояла пасмурная и нерадостная. Энджел скрестил руки на груди, глядя в окно, и поморщился: рана давала о себе знать, иногда в самые неподходящие моменты. Хорошо бы снова сесть, так, чтоб никто не заметил… Листья все летели и летели, подхваченные сильным ветром.

Оторваться от созерцания мрачной картины Фламбара заставила музыка. Очень знакомая музыка, пусть и исполняемая в непривычном темпе. Тихо, стараясь не потревожить внимательно слушающих дам и джентльменов, Энджел вернулся к клавесину и взял ноты, принесенные Касболдом. Так и есть. Надо же!

Лаис появилась в гостиной как раз в тот момент, когда композитор закончил исполнение нового финала. Краем глаза Энджел увидел ее и внутренне порадовался, что графиня вернулась. Выглядела она тем не менее мрачно, особенно на фоне улыбающихся дворян, внимавших композитору. Не успели смолкнуть последние звуки, как…

– Извините, – раздался голос Энджела, – однако…

– Что? – повернулся к нему Касболд.

– Эта партия. – Фламбар взмахнул переданными ему нотами. – Вы ее написали?

– Разумеется, – надулся композитор. – Я пишу всю музыку к спектаклю.

– Ни в коем случае не хотел бы оскорбить вас, барон, – вежливо произнес Фламбар, – однако сия ария весьма напоминает мне одну из арий Энея из «Дидоны и Энея»[10]. Только здесь темп быстрее. А вот мелодия практически одна и та же, отличается лишь одна музыкальная фраза.

Щеки барона налились свекольным цветом; он даже привстал, чтобы казаться внушительнее.

– Да как вы смеете!

– И тем не менее это так. Мистер Перселл придумал ее до вас. Совершенно случайно, я уверен.