Бархатная Принцесса (СИ)

Она охает, цепляется пальцами мне в волосы, тянет, пытаясь оторвать от себя. Но мне плевать на боль. Я помечаю ее своими зубами и губами, оставляю ярко-красный след на белоснежной коже и тут же слизываю боль, чувствуя себя почти наркоманом от соленого вкуса. Знаю, что буду чувствовать ее всю ночь, катать языком во рту и хрен бы мне, а не спокойный сладкий сон. Надеюсь, что и она будет мучиться, думая обо мне.

Я не знаю, почему даю ей уйти. Почему не валю на пол, не срываю одежду.

Я уже вообще ни хрена не понимаю.

И когда Даниэла в слезах выскальзывает за дверь, больно, до хруста, врезаюсь кулаком в стену.

Только когда ее шаги стихают на лестнице, понимаю, что совершил самую большую ошибку в своей жизни, позволив Даниэле прийти в мой дом. Потому что она ушла, но осталась. И это никакая не чертова шарада — это моя долбаная реальность. Принцесса повсюду: ее запахом пропитались даже стены, я весь в ней. Жадно, как умирающий, сцарапываю зубами ее вкус со своих губ, а потом иду в ванну, чтобы выполоскать рот. Чищу зубы раз десять, извожу почти половину нового тюбика зубной пасты, но Даниэла все равно там, на кончике языка.

Она преследует меня: безмолвным призраком ходит по квартире, напоминая о себе то улыбкой, то беззвучным вздохом. И я все время думаю о том, доехала ли Даниэла домой и рискнет ли залезть в постель к мужу с моей меткой на теле.

Что-то выгрызает меня изнутри. Черпает глубоко, выкорчевывает пофигизм ржавым ковшом. И можно до усрачки говорить себе, что Даниэла — просто одна из множества остановок, которые были, есть и будут в моей жизни, но все это какое-то убогое дерьмо. Потому что она хватко держит меня своими серебряными глазами: не дает ни вздохнуть, ни выдохнуть. Это какая-то непрекращающаяся ковровая бомбежка, и единственный способ от нее избавиться — сбежать от себя самого.

Переодеваюсь, хватаю ключи и вылетаю на улицу. Льет как из ведра: прямо за шиворот, холодным августом по коже. Сажусь на байк — и понимаю, что никуда не хочу ехать. Что единственное место, где хочу сейчас быть — подальше от Даниэлы, там, где не будет слышно запаха ее духов, где я смогу послать на хуй даже свои мысли о том, как она, скорее всего, ложится на живот, когда старый мудак Никольский взбирается на нее для нелепого акта супружеского долга. Но такого места просто не существует.

— Кай!

Я оборачиваюсь на знакомый голос, киваю и бросаю в лужу раскисшую сигарету.

Малина живет в соседнем доме, и я иногда подвожу ее после работы. Сегодня она тоже просила прихватить ее на обратном пути, но я отказался, потому что специально справился с делами пораньше, чтобы успеть заехать в супермаркет.

— Ты чего мокнешь? — спрашивает она, становясь так близко, чтобы прикрыть меня своим прозрачным зонтом.

Ее губы — произведение искусства салонной красоты. Но целовать их не хочется от слова «совсем», хотя яркая помада наверняка будет хорошо смотреться у меня на члене.

— Плохой день, — отмахиваюсь от дежурного вопроса. Мы не в тех отношениях, чтобы изливать друг другу душу.

Малина наклоняет голову набок, отводит в сторону мое колено и практически втискивает себя мне между ног. От нее пахнет красками для татуировок, добровольной болью и почему-то жженой резиной. То, что нужно, чтобы на резком контрасте вытравить из себя аромат жасмина и ирисов.

— Пойдем трахаться? — спрашивает меня в губы, улыбаясь собственной откровенности.

У нее вообще нет комплексов. А у меня нет запасного сердца, чтобы проигнорировать спасительное для меня предложение.

Глава тринадцатая: Даниэла

Я сворачиваю с дороги после третьего квартала, когда чуть не врезаюсь в заграждение из мусорных баков. Не потому, что неаккуратно вожу — я с двадцати лет за рулем — а потому что даже на залитом дождем лобовом стекле мне мерещится Кай. И дворники словно нарочно смазывают его лицо, показывая то широкую открытую улыбку, то хмурый взгляд, то прожигающее насквозь желание. Он словно клеймо у меня на сердце: горит сумасшедшей незнакомой болью.

Кладу руки на руль и беспомощно роняю на них голову. Дышу часто и глубоко, как загнанная лошадь, которая в забеге на благоразумие пришла к финишу первой, но вот-вот свалится и умрет в судорогах собственного сожаления.

Я неосознанно забираюсь рукой под блузку, прикладываю пальцы к месту укуса — и так ясно слышу его слова: «Только попробуй лечь сегодня с ним в постель…» Нелогичная просьба человека, который не имеет на меня никаких прав, кроме тех, которыми сам же себя и наделил. Но она торчит во мне, словно сломанная кость: мешает дышать и связно думать, мешает отыскать себя-прежнюю среди хитросплетений лабиринтов, в которые меня втянул Кай. Хотя, кого я обманываю? Я сама хотела заблудиться.

Домой приезжаю около трех ночи. Нет сил даже создать видимость попыток скрыть позднее возвращение. Наверняка охрана отрапортует Олегу, в котором часу я вернулась, но сейчас мне плевать на перспективу серьезного разговора.