Бархатные мечты

— Врач сказал, что пока ничего страшного. Но они пригрозили, что это только начало.

Андрей, словно обмякнув, прошел на кухню и сел на табурет у стола. Митя пошел за ним, достал сигареты, закурил. Какое-то время они молчали. Потом Андрей сказал:

— Ты должен бросить это дело!

Митя пожал плечами:

— Уже не могу, машина запущена. Статья появится послезавтра!

— Ты должен остановить публикацию. Я не допущу, чтобы с моей женой еще раз произошло что-то подобное. Предупреждаю, я способен на все.

— С ней ничего больше не произойдет, я тебе обещаю.

— Да? — Андрей сухо усмехнулся. — Я не верю тебе.

— Я гарантирую, что тебя оставят в покое.

— Каким образом?

— Я сегодня же перееду обратно к себе домой.

— Ну и что?

— Они теперь всегда будут знать, где меня найти. Ты им уже не пригодишься: от тебя-то ничего не зависит.

— Тогда тебя просто убьют.

— Не убьют, это не так просто сделать. Я вполне могу постоять за себя.

Они еще какое-то время помолчали. Андрей встал и прошелся по кухне из угла в угол:

— Слушай, на фиг ты ввязался в это дело? Одним подлецом в Думе больше, одним меньше — тебе-то что? При сложившихся обстоятельствах лучше бросить все это. В конце концов, политика всегда дело грязное, а Проценко — нормальный политик.

— Он не нормальный политик, а крупный хапуга. Из-за таких наша страна пришла к тому, к чему она пришла. Если я уничтожу хоть одного такого политика, уже могу сказать, что прожил жизнь не зря.

— Не строй из себя героя.

Митя поморщился:

— Да ничего я не строю. Ты бы сделал на моем месте то же самое, только сейчас не можешь — у тебя семья, ты за них ответствен. А я одинокий волк. Ни жены, ни детей, плакать по мне некому. Мама далеко, к ней не подобраться. Так что я это дело доведу до конца.

— Не нравится мне это. Слушай, тебе нельзя оставаться одному. У меня есть пара надежных ребят; давай я попрошу их пожить у тебя денька два-три. Я бы сам с тобой пожил, но не могу Женю оставить, я теперь и на шаг от нее не отойду.

— Вот это правильно. А мне никого не надо, до послезавтра как-нибудь протяну. Знаешь, пожалуй, я съеду отсюда прямо сейчас. Соберу манатки и вместе пойдем к метро. Хотя постой, стоит ли, чтобы нас видели вдвоем?

— У тебя уже паранойя! За мной никто не следил…

— Точно?

— Точно, не точно, какая разница?

— Да. Сейчас, очевидно, никакой. Так подождешь?

Нелли приехала вечером, довольно поздно. После работы она еще забежала в Елисеевский и накупила массу вкусных вещей: Митька в последнее время питался кое-как, не напомнишь, и вовсе забудет поесть. Подвернулся хороший индюшачий фарш, сейчас она быстренько сделает котлеты, а на гарнир пожарит картошку с луком. Митя с детства любил хорошо поджаренную картошку — такую, чтобы с хрустящей корочкой.

Еще она прихватила бутылку молдавского красного вина. Не ах, конечно, но сойдет. Ужин обещал быть довольно приличным. Вообще в первый раз за довольно долгое время Нелли чувствовала, что действительно живет, а не прозябает. Так приятно было после работы идти в магазин, выбирать продукты на ужин, потом возвращаться домой, точно зная, что сейчас она увидит Митьку, сидящего за компьютером либо валяющегося с книжкой на диване. Приятно было выговаривать ему за то, что опять в кухне накурено, топор вешать можно, или за то, что обед опять остался не съеденным. А он оправдывался нехотя, для проформы. Приятно было готовить ужин, а потом сидеть друг напротив друга на маленькой кухне, попивать чай и трепаться о пустяках. Все было так, словно они давно уже муж и жена, и все у них общее. Однако на самом деле действительность через какое-то время напоминала о себе. Около одиннадцати Нелли вставала, мыла посуду, Митя помогал ей убрать на кухне, и уходила домой. Митя провожал ее до метро и возвращался к себе. Но и эта квазисемейная жизнь была для нее лучше, чем совсем ничего.

Про Киру они не упоминали: Митя больше не заговаривал о своей неудачной любви, а Нелли не спрашивала. Она так и не сказала ему о том, что случайно узнала тогда в поликлинике. Может быть, это было ошибкой, но она так боялась за свое хрупкое призрачное счастье! Пусть все идет как идет, а там видно будет. В конце концов, это тоже мудрая позиция. По крайней мере сегодняшний день она проживет счастливо.

Нелли открыла дверь — в квартире было темно. «Заснул, наверное», — подумала она. Скинула туфли и осторожно, стараясь не шуметь, прошла в кухню. Щелкнул выключатель. На кухонном столе лежала записка, придавленная чисто вымытой пепельницей: «Нелька, не сердись, обстоятельства изменились. Я возвращаюсь в свою берлогу. Спасибо за гостеприимство. Очень тебя прошу, не звони мне пока и ни в коем случае не заходи. Я сам появлюсь денька через три-четыре. Можешь раз в жизни меня послушаться? Митя».

Ничего не понимая, Нелли прошла в комнату, все еще сжимая записку в руке. Огляделась. Митиных вещей не было.

Уехал! Нелли захлестнула тревога. Что могло случиться? Какие обстоятельства? Он узнал про Киру? Почему она не должна ни звонить, ни приходить к нему?