Бархатные мечты

Пока Кира отдыхала в комнате на диване, Митя потушил мясо и сбегал в киоск на углу за бутылкой красного вина. Ужин получился почти праздничным. Митя был мил, обаятелен и говорил о пустяках. И эти пустяковые разговоры Киру слегка насторожили. Улучив подходящий момент, она спросила как бы невзначай:

— А что ваша таинственная командировка?

— Почему таинственная? — удивился Митя.

— Но вы же тогда не объяснили мне, зачем едете, и сейчас помалкиваете…

— Я думал, вам это не слишком интересно.

— Вы не очень-то вежливы.

— Я? Просто я не хочу утомлять вас ненужными подробностями!

— Расскажите! Мне правда интересно…

— Ну, выяснял, действительно ли несколько роскошных особняков принадлежит тем, на кого они записаны? Или они — подставные лица, а настоящий владелец кто-то другой?

— И кто же настоящий владелец? Ваш Проценко?

— Кира, дорогая, давайте поговорим о чем-нибудь более приятном! О музыке, например. Вот смотрели вы вчера по первой программе концерт Паваротти?

— Нет, телевизор мы не включали. О Паваротти потом! Не увиливайте, Митя! Что вы собираетесь теперь делать?

— Ну что… — Мите явно не хотелось распространяться на эту тему, но Кира смотрела на него требовательно, и он неохотно продолжил: — Одно ясно: книгу я писать не буду, надо возвращать аванс. — А потом?

— Что потом?

— Я спрашиваю, что вы собираетесь делать с собранным материалом? Положите в долгий ящик?

— Там видно будет…

— На вас это не похоже! Напечатаете в разных газетах?

— Попытаюсь, — Митя невесело усмехнулся. — Сенсация! Сразу сделаю себе имя. Правда, к таким сенсациям наш народ до того привык, так что славы мне не дождаться. Поговорят недельку и забудут.

— Митя!

— Считаете, что неделька — чересчур много? Я тоже! Допустим, поговорят дня два. Зато одним подлецом и хапугой в правительстве меньше будет.

— Митя, какой вы еще ребенок! Проценко ваши разоблачения — как… Ну, как слону комариный укус. Он вас как комара и прихлопнет.

— Комары бывают и малярийные. Не знаете случайно, слоны малярией не болеют?

— Не знаю. Если да, то вряд ли от нее умирают!

Митя встал и прошелся по кухне. Остановился у окна, выглянул во двор. Кира обеспокоенно смотрела на него. Он обернулся:

— Можно, я закурю?

— Конечно, курите! И мне тоже дайте сигаретку.

Несколько минут они молча курили. Потом Кира не выдержала:

— Так на чем вы остановились?

Он пристально посмотрел на нее:

— Кира, вас действительно беспокоит мое будущее?

— А что, я к вам хорошо отношусь!

— «Хорошо»? И все?

— Да. А что вы еще хотели услышать? Что вы мне симпатичны? Вы и так это знаете.

— Нет, не знаю. — Митя резким движением затушил сигарету в пепельнице, подошел к Кире и опустился перед ней на колени, взяв ее руки в свои. — Вас действительно беспокоит, что со мной может что-нибудь случиться? Вам это не безразлично?

— Господи, конечно нет!

Митино лицо просветлело. Кира заглянула в его глаза, и у нее защемило сердце: в них было почти молитвенное обожание. Митя смотрел на нее, как на икону, с благоговением. Она тихонько высвободила свои руки.

— Митя…

— Нет, пожалуйста! Только ничего сейчас не говорите!

Кира посмотрела на него еще раз — и промолчала.

Вечером она опять долго не могла заснуть. После этого разговора между ними возникло какое-то чувство неловкости. Через некоторое время Кира сказала, что устала и хотела бы прилечь. Митя неохотно ушел, пообещав прийти завтра. До завтра надо бы привести мысли в порядок, как-то разобраться со своими собственными чувствами…

Если руководствоваться логикой и здравым смыслом, все ясно — Митя ей не пара! Десять лет разницы — это слишком много. Когда ей стукнет пятьдесят, ему будет только сорок: у мужчины в сорок жизнь только начинается. Пережить еще раз то, что она пережила с Грегом? Ни за что! Хватит с нее мужской лжи и обмана! Митя непременно влюбится в какую-нибудь молоденькую девочку, и все у него будет хорошо! И вдруг Кира поймала себя на мысли, что ей почему-то совсем не хочется, чтобы он в кого-нибудь влюблялся. Мало того, она почувствовала к этой выдуманной девочке непреодолимую неприязнь. Она вспомнила, как Митя сегодня смотрел на нее — так на нее еще никто никогда не смотрел! И Грег тоже. В глазах у Грега всегда была жажда обладания; он, как завоеватель, всегда стремился взять, получить ее всю целиком, растворить в себе. А Митя… Митя отдавал ей себя безо всяких условий, ничего не требуя взамен.

И сегодня, когда он опустился перед ней на колени, ей так хотелось протянуть руки и обнять его, зарыться лицом в его волосы, хотелось прижать к груди его упрямую голову и никуда, никуда уже от себя не отпускать…

Нет, глупости все это! Десять лет разницы — что может быть серьезнее? Ничего не выйдет! Хватит с нее страданий!

Но отговорить Митю от его безумной затеи просто необходимо.

17