Барков

В басне Измайлова все завершилось тоже печально, но не трагично. Семен, победитель в кулачном бою, напился пьян и, «утомясь от славы», уснул на берегу канавы. Два будочника, его враги, связали руки пьяному спящему Семену, разбудили его и избили. Басня завершается гуманистическим поучением:

Не велено лежачих бить.
Бессильному грешно уж мстить;
      И как же с теми драться,
Кто средств лишен обороняться?^[187]

И еще одну басню о кулачном бойце написал Измайлов и напечатал ее там же, в сборнике 1839 года, под названием «Гордей с фонарем» (хотя сочинил ее баснописец в 1824 году). Кулачный боец, «мужик не так-то взрачный», который «биться не умел» и силы не имел, идет с бою «с фонарем под глазом». Он объясняет это тем, что он оступился, упал и попал в полынью. Проигравший боец обещает в другой раз обругать своего противника. Но вот незадача: в рукописи басня называлась «Фадей с фонарем». И высмеивала она Фаддея Булгарина, писателя и журналиста, деятельного участника журнальных драк, часто прибегающего к клевете и оскорблениям собратьев по перу. Но это уже совсем другая история…

Глава шестая «…В честь Вакха и Афродиты»

Подруга милая, кабак все тот же,

Все та же дрянь красуется на стенах,

Всё те же цены. Лучше ли вино?

Не думаю; не лучше и не хуже.

Прогресса нет. И хорошо, что нет.

Иосиф Бродский.

Элегия

Николай Иванович Новиков, младший современник Баркова (он был двенадцатью годами его моложе), писатель-просветитель, критик, журналист и издатель, упомянул о стихотворениях Баркова «в честь Вакха и Афродиты» в краткой биографической статье о нем, напечатанной в «Опыте Исторического Словаря о российских писателях» в 1772 году, то есть всего четыре года спустя после его смерти. Коль скоро здесь важен контекст, в котором появляется это элегантное указание на срамную поэзию поэта, принесшую ему заслуженную скандальную славу и поистине всенародную известность, приведем текст статьи Новикова полностью:

«Барков Иван был переводчиком при Императорской Академии Наук; умер 1768 года в С.-Петербурге. Сей был человек острый и отважный, искусный совершенно в Латинском и Российском языке, и несколько в Италианском. Он перевел в стихи Горациевы Сатиры, Федровы басни с Латинского; драму Мир Героев и другие некоторыя с Италианскаго, кои все напечатаны в С.-Петербурге в разных годах, а Сатиры с критическими его на оныя примечаниями; также писал много сатирических сочинений, переворотов (то есть пародий. — Н. М.) и множество целых и мелких стихотворений в честь Вакха и Афродиты, к чему веселый его нрав и беспечность много способствовали. Все сии стихотворения не напечатаны, но у многих хранятся рукописными. Он сочинил также Краткую Российскую Историю, от Рюрика до Петра Великаго; но она не напечатана (была напечатана без имени автора в 1762 году как приложение ко второму русскому изданию „Сокращенной универсальной истории“ Гильмара Кураса. — Н. М.); также сочинял он описание жизни князя Антиоха Кантемира и на сатиры его примечания. Вообще слог его чист и приятен, а стихотворения и прозаическия сатирическия сочинения весьма много похваляются за остроту»^[188].

Не исключено, что Новиков не только читал сочинения Баркова, но и знал его самого или же близких к нему людей. Тем важнее для нас представленная в статье характеристика личных качеств Баркова — «человек острый и отважный». И еще — объяснение срамных стихотворений, непечатных, но распространенных в списках, «веселым его нравом и беспечностью». К этому объяснению мы еще вернемся. Теперь же обратимся к самим стихотворениям «в честь Вакха и Афродиты». Но прежде посвятим несколько страниц всегда животрепещущей теме творчества в подпитии. В прозаической поэме Венидикта Ерофеева «Москва — Петушки» есть диалог о том, как русские и европейские классики сочиняли свои бессмертные произведения под градусом. Конечно, его надо читать весь — от начала и до конца, как, впрочем, и всю поэму. Сознавая, однако, что в нашей книге нельзя объять необъятное, мы всё же позволим себе привести отрывки из этого замечательного диалога, в котором речь идет не только о пьющих писателях, но и об их выпивающих героях.

«Я прочитал у Ивана Бунина, что рыжие люди, если выпьют, обязательно покраснеют.

— Ну так что же?

— Как, то есть, что же? А Куприн и Максим Горький — так вообще не просыпались!..

— Прекрасно, ну а дальше?

— Как, то есть, „куда дальше“? Последние предсмертные слова Антона Чехова какие были? Помните? Он сказал „Их штребе“, то есть „Я умираю“. А потом добавил: „Налейте мне шампанского“. И уж тогда только — умер.

— Так — так?..