Бармалей и Снегурочка

– Хозяин, конечно! Я все понимаю. И я буду предельно внимательна, обещаю. Осторожность, строго говоря, моя фамилия.

– Вот и хорошо!

И Василий Павлович, позвякивая инструментами в ящичке, направился прямиком в мастерскую. В процессе общения с Ариной Родионовной и ее ремонта, некая новая мысль у него возникла в плане совершенствования куклы Злозвона, и он хотел немедленно ее примерить, так сказать, на натуре.

– Только, знаете, что, хозяин? – неожиданно выдала няня ему вслед. – Не доверяю я этому вашему Злозвону! Хотела бы, но не могу! Что-то в нем есть такое... Можете считать это старческой мнительностью. В общем, не доверяю, и вам не советую. В запертом сундуке его держать следует. В железном ящике!

Кукольник притормозил, со спины выслушивая тираду Арины Родионовны, в ответ же лишь покачал головой да рукой махнул, и дальше пошел, куда направлялся. Под камнедробильное «фрррр-фррр-фрррр» няниных спиц.

Слова няни и ее «фрррр», как ни странно, легли на благодатную и подготовленную почву. Василий Павлович и сам относился к творению рук своих, к Злозвону, с некоторым мистическим не ужасом, конечно, но трепетом, подозревая и прозревая в нем глубины, обычным зрителям не ведомые, и ощущаемые как раз через тот страх, который он своей игрой на сцене им внушал. Особенно это чувство усилилось многократно после того, как Бармалей принес из своего путешествия в волшебный лес ту берендеевскую игрушку, мароту со светящимися глазами. Вот ее-то кукольник всегда хранил в сейфе, прямо в рукавице Деда Мороза. А куклу, чего ее прятать? Она же кукла!

С такими размышлениями, Василий Павлович пришел в мастерскую. Это была большая прямоугольная комната в три окна на первом этаже театра. Ее, по аналогии с легендарной «кадочкой», пытались называть то «шкатулкой», то «ларчиком». Но ни одно из предложенных названий не прижилось, что, наверное, понятно, и мастерская так и осталась – мастерской.

Он оставил инструменты на высоком верстаке, где удобно было работать стоя, и прямиком направился к большому шкафу со стеклянными стенками и стеклянными дверками, в котором жили куклы. Трехдверный шкаф в витрину Василий Павлович, конечно, переделал собственноручно. И это было не так просто сделать, если честно. Зато теперь куклам в нем жилось хорошо. Они и от пыли, которой в любой мастерской всегда хватает, были надежно защищены, и из общей жизни театра не выключались, и интерьер собой украшали. Что важно, имея в виду постоянную их готовность к выступлению репертуарному в соответствии с расписанием, и любому экспромту.

Он остановился возле витрины и через стекло нащупал взглядом Злозвона. Тот был на месте, и, как обычно, ответил на взгляд кукольного мастера дерзким своим с вызовом аргументом. Но что-то, сразу показалось Василию Павловичу, было в его образе необычного, что-то было не так. В беспокойстве, вспыхнувшем внезапно, но, очевидно, подогретом заранее предупреждением няни, он распахнул дверцы шкафа. И точно! Немедленно бросилось в глаза, что у куклы нет шляпы. Знаменитой уже его синей шляпы с высокой тульей и широкими полями, с которых свисали разномастные сосульки, придуманные Снегурочкой. Сосульки и создавали при движении персонажа тот зловещий мистический звон, от которого он получил свое имя.

Это была новая кукла, старую, как вы помните, выкрали из «Кадочки». Карачун ее и выкрал, больше некому, и с тех пор ее никто не видел. Костюм для этой куклы придумала и исполнила Раиса Петровна, собственноручно. И материал подобрала она же. Длинное узкое пальто из синей шерстяной ткани с блестящими металлическими пуговицами, и такая же шляпа. Все сходились на том, что новый образ Злозвона получился более выразительным и соответствующим этому вредному духу. А с берендейской маротой в руках он и вовсе был неотразим.

И вот, шляпа пропала!

«Так, так, так! – бормотал Василий Павлович скороговоркой, чувствуя, как на него накатывает волнами дрожь. О, он помнил свое столкновение с живым Карачуном, и вряд ли когда его забудет. Но возможность новой встречи с ним из мыслей своих начисто исключал. Инстинктивно. Поэтому тревогу свою старался не персонифицировать, хотя, если честно, у него это не очень хорошо получалось. – Аюшки! Шляпы-то нет, – рассуждал он вслух. – Вот, не было печали! Но этого же не может быть!»

Хозяин пребывал в растерянности недолго. Он быстро взял себя в руки и бросился разыскивать пропавший атрибут. Ведь кто-то же мог просто вынести его из мастерской зачем-то, а потом так же просто забыли вернуть шляпу на место. И ведь могли! Потому что Василий Павлович в театре не запирал ни одной двери, и это была его принципиальная позиция.

Ларчик сей просто открывался!

Под замком, в запертом состоянии, содержался только сейф, что понятно. Доверчивость не должна перерастать в наивность, то есть, хороша в меру. Таким образом, кто угодно мог войти в мастерскую, открыть витрину и забрать из нее шляпу Злозвона.

Но почему только шляпу?! – вдруг выстрелила мысль. Почему не самого?

Директору происшествие показалось зловещим знаком. Предзнаменованием.