Бармалей и Снегурочка

– Можно, – согласился Мастер. – Только у меня сейчас процесс делания кукол застопорился. Я уже говорил об этом. Злодей для нового спектакля, с ним проблема. Он у меня не выходит, а сделать его нужно, во что бы то ни стало, потому что без него спектакля не будет. Верней, спектакль, конечно, будет, но совсем уже другой спектакль, не тот, который мы теперь готовим. Ты не знаешь, но куклы наравне с кукольником диктуют, в каком спектакле они будут играть. И тут иногда, как в этом случае, возникают разночтения, в результате не получается игра единым ансамблем, каждый тянет в свою сторону. Надо что-то делать, а времени переделывать эту, или вовсе другую постановку затевать, времени уже нет. Поэтому, нужна, как воздух, правильная кукла. Но она мне не дается. И я не помню, когда еще такое было, чтобы кукла скрывалась, чтобы даже образ ее перед глазами не возникал. Идея общая есть, а образа – нет. В результате главный злодей получается добрым, как доктор Айболит. А это катастрофа! Спектакль с добрым злодеем это уж точно не для детей. Слушай, а, может, ты что подскажешь? А ну, посмотри свежим взглядом, скажи, что, по-твоему, с нашим злодеем не то. Посмотришь?

С этими словами Василий Павлович снял со стеллажа и поставил на рабочий стол продолговатую коробку средних размеров, в такие обычно упаковывают кукол в кукольных магазинах. Он снял крышку и показал лежавшую в коробе куклу. При виде ее Марфушка вздрогнула. Но не потому, что испугалась. В действительности кукла ей кое-кого напомнила.

– Ой, – сказала она.

– Страшно? – спросил Мастер.

– Нет, – девушка покачала головой. – Совсем не страшно.

– Вот и я о том же, – Василий Павлович достал куклу из коробки. Пришитые к краям ее шляпы колокольчики издали мелодичный звон. Кукольник повертел куклу в руках, демонстрируя ее со всех сторон. – Видишь, какая, – сказал. – И совсем не страшная. Видно, я не умею страшных кукол делать, – вздохнул он. – Если разобраться, у меня ни одного злодейского или страшного персонажа и нет. Не делал я их никогда. А когда понадобился, то и не выходит ничего.

– А как вы его назвали? – спросила Марфа. – Имя для этой куклы вы уже придумали?

– Имя раньше всего придумалось. И имя это Злозвон.

– Ой, – Марфушка прижала руки к груди.

– Что?

– Нет, ничего. Просто... Просто мне кажется, – подумав, сказала она тихонько, – что у настоящего Злозвона на шляпе не колокольчики, а сосульки висят. И они так глухо позванивают, когда он идет по лесу, что сердце стынет от ужаса.

– А ведь верно! – с воодушевлением согласился Василий Павлович. – Так и должно быть. Да-да, сосульки! Как же я сам не додумался, ведь, вроде, просто! И мы что-нибудь такое придумаем, из чего эти звонкие сосульки сделать. Не пойму, что я с этими колокольчиками связался. Какие-то бубенцы, надо же. Конечно, сосульки! Постой, а он, Злозвон, что, на самом деле существует? Как персонаж, я имею в виду? Каких-то мифов, сказаний? Или еще где? Я нигде не встречал, потому и решил, что сам его придумал... Что-то мне послышалось такое, почудилось... В атмосфере, что ли...

Снегурочка пожала плечами.

– Я не ведаю, – пролепетала она, вдруг смутившись. – Просто я представила, что должны быть сосульки, если он – Злозвон. И еще... Она собиралась что-то сказать, но передумала. Быстро взглянув на Василия Павловича, она окончательно стушевалась, отвела глазки и покраснела. Щеки ее покрылись румянцем, точно бока у наливного яблочка.

– Что еще? – ухватился он за слово. – Говори, девица! Да не тушуйся ты так! Мы, что-то придумывая, все в одинаковом положении находимся – и старый, и малый, и опытный, и юниор. Часто ошибаемся, бывает и такое. Это не страшно. Наш опыт – внук ошибок трудных, знаешь?

– Нет-нет, – Марфутка покачала головой. – Больше мне сказать нечего.

Василий Павлович вздохнул.

– Жаль! Ну, ладно. А за сосульки тебе спасибо! Видишь, я не додумался, а ты подсказала. Умница.

Вот так Марфа и осталась в доме артистов кукольного театра Дозоровых. Она легко и непринужденно, весело и припеваючи делала работу по дому. Которой, к слову сказать, случалось не так уж мало, потому что квартира была большой, и уборки в ней накапливалось достаточно. Но Марфуша не знала усталости, порхала по дому, как бабочка в июльский полдень. Раисе Петровне доставалось щи варить да пирожки печь, что она и делала с удовольствием. Ароматы выпечки витали по дому и, поднимаясь, достигали «кадочки», где колдовал над Злозвоном Василий Павлович. Марфушка и в мастерской все успевала, и науку кукольную перенять, и урок какой выполнить. Только от Злозвона она старалась держаться подальше, и даже не смотрела в его сторону.

– Раиса Петровна, – спросила она как-то хозяйку. – А что вы все одни и одни? Я имею в виду, у вас своих деток нет?

Раиса Петровна отложила в сторону ложку, которой размешивала что-то в большой миске, и, опустив руки, разгладила ими веселый фартук на животе. Но взгляд, которым она ответила Марфе, был совсем не веселым, а мучительно печальным, полным неизжитой боли.

– Ой, – сразу осеклась девушка. – Я, видимо, не должна была спрашивать. Простите.