До носа чародейки донёсся пленительный аромат благоухающей сирени с древесными нотами дорогостоящей амбры. И только засим последовал стук в гостевую дверь. Ведьма щелчком пальцев поставила посуду вертикально, чтобы та обсохла.
— Здравствуйте! Кто вы? — она вышла на крыльцо.
Перед ней в пышном бархатном плаще с капюшоном, склонив голову, стояла некая женщина.
— Карлин, я рада видеть вас в здравии, — добродушно прозвенел голос незнакомки. — Особенно после тех слухов, что мне известны насчёт вас, — она, наконец, открыла своё лицо.
— Ваше Величество, — угрюмо выдавила волшебница, но меж тем невольно поклонилась.
— Ты одна дома? — серьëзным тоном спросила Тисса.
"Конечно, одна… Кому же тут ещё быть? Ведь по милости вашего обезумевшего проклятого мужа Тереза мертва! И Тара, возможно бы не погибла, если бы им не пришлось вдвоем бежать из столицы и спасать магов самим!" — Карлин так и хотелось выкрикнуть всë это королеве. Злость до сих пор не отпускала её. Но она понимала, что вины самой миледи в данной ситуации совсем нет. Поэтому чародейка лишь натянуто произнесла:
— Да.
— Что ж… В таком случае, ты не против, если я войду? Я явилась к тебе келейно для одного слишком важного разговора.
— Тайно? — удивилась ведьма. — Простите, Ваше Превосходительство, но ваш парфюм за милю учует любой дорманец. Такой только вы можете себе позволить.
Щеки Тиссы зарделась от стыда. Карлин всë верно подметила.
— Проходите, пожалуйста, — хозяйка пригласила её. — Сделать чай? Или кофе?
— Нет. Ничего не нужно. Благодарю! — остановила её рукой правительница.
— Тогда прошу в новую библиотеку. Только не обращайте внимания на строительный мусор. Я решила многое здесь изменить, чтобы…
— Чтобы стало хотя бы немного легче, — продолжила за неё гостья. — Я тоже попросила сменить облицовку во дворце после казни Розгальда. Это как побег от счастливого сна, который уже не вернешь. Пытаешься окружить себя новыми декорациями, будто через них не просочатся любимые запахи. И до последнего надеешься, что тоска по потерянному человеку прекратит раздирать сердце в клочья. Но только кровь свернется, как память принимается раскрывать свою пасть с клыками, — она уселась в кожаное кофейное кресло.
Стеллажи с книгами достигали самого потолка. Всюду витал воздух, пропитанный сладкой стружкой, оставленной от работы мастеровых. Трапециевидный камин был облицован новыми керамическими изразцами. На них изображались выпуклые серые попугаи на оранжевом фоне.
Сама ведьма пристроилась на краю дубового стола, скрестив руки на груди.
— Я слушаю вас, миледи.