Барнар — мир на костях

Головы осаждающих летели с плеч в таком количестве, что тем, кто стоял внизу, казалось, что начался кровавый дождь. У каждого на языке и на глазах были капли крови своих боевых товарищей. И это сводило с ума. Сама Смерть боялась подходить к этому месту. Она не успевала собирать павших и билась в отчаянии от бессилья.

Ноги Ханны в изящных кожаных сапогах самоуверенно неслись по дрожащим щитам. Платье при каждом ещё шаге задиралось кверху, оголяя нежные смуглые ягодицы. Они напоминали сладкие медовые вафли. К ним хотелось припасть губами и языком. Каждая пядь её кожи заслуживала поцелуев. Такую женщину хотелось носить на руках и умирать с радостью за неё на дуэлях. Кто бы мог подумать, что Ханна с её небесной красотой будет одной из самых сильных воительниц в истории. Было сложно представить её с топором в руках и то, как она им переламывает кости врагам. Но она была именно такой.

Правительница аливитянок с хладнокровным лицом рубила конечности орков. Их трупы заменяли ей благоухающие цветы. Смерть ублюдков была для Ханны лучшим подарком.

Женщина умело и с молниеносной скоростью прикрывала щитом свою сияющую, словно бриллианты, кожу от опасных клинков и стрел. Её топор крошил коленные орчьи чашечки, заставляя тварей вопить от жуткой боли. Ударами локтя она выбивала врагам их злобные глаза. А лезвием небольшого кинжала, который висел у неё обычно на набедренной повязке в мирное время, вспарывала оркам ноздри и прокалывала виски, смачивая лезвие в их мозгах.

Эрл Даррен неподалёку от неё взмахивал своим мечом, отбиваясь от вражеских ударов. Он отпихивал от себя ногой мёртвые тела, чтобы иметь возможность отдышаться перед новой волной гарнизона. С его подмышек сходили реки пота. Рубаха под кольчугой словно одеревенела от сырости. Кровь пульсировала в голове. И он продолжал нестись на орков в атаку, как разъярённый бык. Мышцы в руках чуть не рвались от постоянного напряжения. Им приходилось долго находиться в дикой нагрузке.

Когда с орками снаружи было покончено, и трупы устилали собой полностью ров, доходя до высоты самого контрэскарпа, самым живучим предстояло пройти через очередное пекло.

Сотни аркебуз из бастионов начали стрелять по смешанной армии свинцовыми стрелами. Они летели с такой скоростью, что пробивали щиты и впечатывались в плоть дорманцев и аливитянок.

Девушки ползали по чёрной грязи, закрывая от боли глаза. Из горячих бёдер хлестала кровь, а стрелы невозможно было вырвать из тел. Лица их покрывались алым оттенком мук. Некоторые сами себя добивали, вонзая кинжалы в сердца.

Дорманцы шатались на ногах. Многим из них свинец пронзал руки, рёбра и лёгкие, наслаивая одно на другое, словно коржи на торт. Рты воинов широко открывались, и из них вырывались предсмертные вздохи и крики.

Эрл Даррен чувствовал, как у него от всего происходящего перехватывает дыхание. Он нервно глотал воздух, продолжая пробираться к стенам Торна.

Когда маленькие отряды смешанной армии чудом добрались до оснований куртин. И люди начали рыть подкопы, чтобы подорвать и обрушить стены, Ханна прокричала приказ.

— Прикрываем землекопов! Держать ряды из щитов! Лучникам приготовиться к смерти! — она грустно улыбнулась и сама взялась за лук.

Стрелкам приходилось сильно открываться и жертвовать собой, защищая остальных. Ханна метко целилась с помощью лука. Стрелы её, преодолевая большое расстояние и проходя сквозь узкие отверстия амбразур в бастионах, вонзались в орчьи лица. Подданные старались хорошо прикрывать еë ноги щитами и по возможности голову. Но одна свинцовая стрела разорвала ей кожу на шее. Куски плоти уродливо болтались и плевались кровью. Правительница же аливитянок будто и не замечала этого. Важные сосуды не были задеты, поэтому она не обращала внимания на жгучую боль, а продолжала прикрывать своих людей и дорманцев дальше.

Эрл Даррен наравне с министериалами рыл подкоп. Лицо его всё было в комках грязи и пыли. Но уже более сосредоточенное, чем пару мгновений назад. Он взял себя в руки и смог унять ужас, бушевавший на душе.

Подпорки были установлены в подземных камерах под фундаментом. Их начали поджигать.

Если бы знаменитый Мериольвиус Парионвильский дожил до этого дня, то он бы написал такие строки о происходящем:

Мне больно смотреть на череп открытый,
И на сердце, уносимое беркутом вдаль.
Никогда уж не высохнет море крови пролитой.
Стены Торна разбили грааль.
Он рождëн был людьми.
И те превзошли всех богов.
Хоть толпами трупов ты его воскорми,
Но не насытить тебе его сычугов.
Хочется целовать кирпичную кладку
И в то же время сжечь крепость дотла.
Тяжело унять лихорадку,
Что вызывает порождение зла.