Барон

– А вот так. Рыцарь я или не рыцарь – какая разница? Это для вас, ваша светлость, важно. Одно дело, если в ваших хрониках напишут, что вашу армию разгромил мальчишка, бывший барон, и силами, меньшими ваших в три раза; и совсем другое – если напишут, что герцог Вильгельм Четвертый потерпел незначительное поражение от рыцаря графа фон Линдендорфа. А эти хроники и письма будут читать в других странах… Но я и не против. Мне тоже не нравится то, что произошло. Слишком много жертв. Я не хочу, чтобы меня боялись. Чтобы немного опасались – это да, было бы неплохо. Может, лезть не будут. А вот если будут бояться – обязательно начнут сколачивать против меня различные коалиции. А как мы можем воевать – вы, ваша светлость, видели. Значит, опять будет море крови.

Я, конечно, немного кривил душой. То, что я стал рыцарем, – это очень даже неплохо. Теперь я, как рыцарь и как граф, могу посвящать в рыцари и других. Правда, с этим были некоторые сложности. Раньше посвятить в рыцари можно было и простолюдина, а сейчас иногда требовали, чтобы и отец был рыцарем, и дед. Но мне плевать. Большинство офицеров у меня уже благородные, так что в рыцари я их посвящать буду. Вот после первого боя и начну. Ну а то, что их как рыцарей могут не признать за пределами графства, так это и лучше. Нечего им делать за пределами графства. Если только в составе моих войск. Но тогда это уже не будет иметь какое-нибудь значение. Офицер, у которого за спиной сотня мушкетеров, да еще и с пушками, не может быть никем иным, кроме как рыцарем. Но виду я не подавал и перед Вилли сохранял совершенно равнодушное лицо. Пусть не считает себя благодетелем.

Во время обеда он выхлестал целый кувшин вина с водой и, видно, окончательно пришел в норму. Мы с ним стали писать письма. Я свое, а он свое. Но одной и той же особе. Его матери, герцогине Маргарите. Я написал совсем коротенькое. Написал, что армии у герцогства больше нет. И что ее сынок гостит пока у меня. Но если мы не договоримся, то отправится в монастырь, и я уверен, что из него получится замечательный монах. А требовал я за герцога всего-то два баронства. Ну и официально передать мне мое уже баронство Кестлин. Тем более что и те два баронства уже практически мои. И что вернувшись в свой замок, я дам войскам дня три на отдых, а потом отправлюсь в свои новые баронства. И если у меня не будет по прибытии туда официальных грамот о передаче мне этих баронств, то я отправлюсь дальше, в столицу герцогства, чтобы узнать, в чем задержка. Правда, не уверен, что остановлюсь в столице и не займу все герцогство, тем более что отговорить меня будет некому, герцог-то к тому времени уже будет пострижен в монахи. Нет, потом под нажимом императора я, конечно, верну герцогство законным хозяевам, но не все. Хотя бы половину придется оставить себе. Да и в другой половине мало что останется целым. Так что решайте, и побыстрей. Вот в таком духе. Правда, все это перемежалось кучей комплиментов, но все равно справился я намного быстрее Вилли. После того как и он написал свое письмо, мы снарядили одного из его рыцарей, наиболее целого и представительного, и отправили в сопровождении десятка кирасир к границе герцогства.

Дальнейшее путешествие прошло совершенно буднично. К концу четвертого дня подошли к городу. Туда я решил не заходить, а отправился сразу в лагерь. Надо было всем сначала помыться, привести себя в порядок. А потом уже можно и разбегаться кто куда. Солдаты, конечно, рванут в город. Надо же погулять после похода. У многих в городе были зазнобы. А некоторые пользовались услугами так называемых падших женщин. Официально их деятельность была запрещена, но люди есть люди, всегда грязь найдут. В принципе, я собирался открыть в городе пару борделей, но сделать это так, чтобы инициатива исходила не от меня. Надо будет потом наведаться к отцу Бенедикту, пожаловаться ему на приверженность людей к плотским грехам и договориться с ним, чтобы он эти заведения взял под свой контроль. Вот хохма будет, если священники во время процесса заставят обоих партнеров читать молитвы и каяться в грехах… Вот это будет цирк.