На фоне темно бордового халата едва просматривалось маленькое узкое личико в вечной сеточке мелких морщинок. Пожизненно воспаленные веки, будто обведены красным карандашом. Сусанна Аркадьевна ушла так же тихо как появилась.
— Я - сейчас.
Борька встал, пошатнулся и чуть не рухнул обратно на диван. Вадим не верил своим глазам. Этот парень мог выпить в пять раз больше, и никто бы не заподозрил истинной дозы. Похоже, Борис Исаакович действительно дошел до ручки.
— Давай, я сделаю, - предложил Вадим.
— Не волнусь. Ща сосредоточусь. Расслабился. Во, уже порядок, - и вышел из комнаты шаркающей походкой старика.
Вадим вдруг примерил ситуацию на себя. Показалось - стоишь над черным, но теплым и вполне комфортным омутом. Камень на шее просто таки обязывает нырнуть, но будешь цепляться за край до последнего.
Борька вернулся не таким мрачным:
— Представляешь, тетя Соня иврит со словарем учит.
— Ни фига себе! У нее же, если не ошибаюсь, только один глаз и тот с большими плюсами.
— Сидит с лупой и выписывает русскими буквами слова из разговорника.
— Вас там кто-нибудь встречает, или самим придется добираться до Хайфы?
— Не в том дело. Встретят, конечно. Алексей… Дело не в том. Я сейчас подумал, смотри: вот я большой и красивый мужик лью тебе слезы в жилетку, а она - словарик для меня пишет. Понимаешь? Я так не умею. Не могу! Они всяко жили. В последнее время не плохо совсем. Но в один момент все рухнуло. Ни сытой старости, ни уважения. Беспросветность. Тут как-то просыпаюсь - плохо стал спать - но лежу молча, только пошевелись, набегут с причитаниями. Я лежу слушаю, как мать с тетками решают, что делать, если начнутся погромы. Страх, Вадик. Их же страх гонит.
Борька замолчал, неадекватно, но придирчиво осмотрел стол и предложил:
— Давай выпьем за связь времен. За преемственность. То есть, я, наверное, так тоже научусь. А пока мне просто охота по-русски напиться. По-русски. Понимаешь?
Моя Родина здесь. И язык у меня русский.
Борька выдохся. Некоторое время посидели молча. Вадиму тяжко было прощаться. Не в том дело, что уезжал последний друг детства, Борька всегда нес в себе положительный заряд. С его отъездом закрывалась щелка, через которую на
Вадима веяло сложносочиненным ветерком интеллекта, силы и жизнелюбия. А кроме того, Вадим болезненно осознавал, что Борька из его детства никогда бы не стал так выворачиваться. Значит, действительно прощаются.
— Вполне возможно, там твои опасения покажутся смешными. Приедешь, устроишься…
— Я как-то попал в Испанию. Группа врачей - по обмену. Возили по госпиталям, ну и т.д. В культурную программу входило конное шоу. Настоящий старинный замок, ристалище, по периметру трибуны. В каждом секторе своя национальная делегация. За нами сидели американцы, французы какие-то… Напротив - группа туристов из Тель-Авива. Представление мне понравилось: обычный конный цирк, но с атрибутами. После окончания предполагался еще бар. Я приотстал. Когда вошел в зал, увидел, как те туристы из Израиля бегут к нашим. Так всей кучей и бежали. За руки трясут. Говорят все разом. Мне потом одна девочка весь вечер рассказывала, как они там хорошо устроились. Как у них все замечательно. Наговориться не могла.
Вадим смотрел на пустые полки. На нижней, в углу остался круглый светлый отпечаток. Здесь много лет стоял еще школьный кубок "За достижения в спорте".
Собственные неприятности вдруг показались мелкими и какими-то надуманными. Он, после возвращения ведь еще и не начинал как следует вживаться. Лень обуяла.
— А ты не собираешься… В смысле - отъехать? - с некоторой надеждой спросил
Борис.
— Куда? На историческую родину, то есть в Рязанскую губернию? Меня, видишь ли, по национальному признаку только туда могут пустить.
Вадим преднамеренно ломал мотив разговора. Хватит, поплакали скупыми мужскими слезами.
— Тогда, давай еще выпьем, - предложил Борька, - Тебе завтра не на работу?
Мне тоже. Вот и прекрасно. Представляешь, вещи собрали, билеты, документы… Пол года возьни… И буквально вчера выясняется, что билеты надо менять.
— Почему?
— Суббота. Не понимаешь? В субботу нельзя выезжать. Абсурд!
Борька перевел мутноватый, слегка навыкате взгляд со своего стакана на
Вадимов. - Не понял, я пропустил или, наоборот, обогнал?
Вадим уже и сам с трудом ориентировался, но Борькино предположение показалось возмутительно абсурдным.
— Слушь, Боб, мы ведь только что про хорошее говорили, а ты влез со своим стаканом и все испортил.
— Ты говорил, что собираешься жениться, - совершенно голословно заявил
Гольштейн.
— Врешь. Не мог я такого говорить. Не дождутся! Так я не понял, вы завтра уезжаете?
— Конечно.
— Помощь нужна?
— Естественно.
— Завтра утром буду.
— Будь. Слушай, что-то мы отвлеклись…
Вадим пьяно соображал: Борька решил капитально запить отъезд. И черт его знает, может быть, за всей этой суетой и чехардой, за тяготами переезда и прощания откроется действительно какая-то другая жизнь? Хорошая, целенаправленная, заполненная не только борьбой за выживание. Борька будет потом вспоминать все здешнее, как затянувшийся кошмар.