Барон из МЧС

— Это что за позорище⁈ — внезапно завопил Чах в моей голове. — Эти низшие совсем потеряли чувство меры и вкуса!

— И чем тебе оно не нравится? — с интересом спросил я.

— Тем, что оскорбляет родовую память моих предков! Плетение хилое, нестабильное. Затрагивает лишь два из восьми уровней пространства.

— Ну, критиковать любой может. А вот дезактивировать слабо?

— Как два пальца об асфальт. Хорошее выражение. Из твоей памяти вытащил. Потом его скрытые информационные слои объяснишь.

— Самое прикольное, что никаких скрытых слоёв нет. Каждый придумывает их в меру своей испорченности. Убирай давай эту ловушку. Хотя… Не! Не сможешь! Не дорос ещё.

Ничего не ответив, Чах лишь громко, эмоционально фыркнул и заявил, что всё готово. Поверив ему на слово, вошёл в искривлённое пространство, краем глаза увидев, как Якутова недовольно покрутила пальцем у виска. Ничего! По почкам не лупит, и то хорошо!

Странное ощущение. Будто бы за один шаг перекрыл несколько километров, прежде чем снова оказаться в нормальном мире. Единственное, что меня в нём раздражает — это самоуверенный капитанчик. Недолго думая, впечатал ему кулак в живот. Он вначале пукнул, а потом со стоном согнулся.

Я помню правило дуэлей в стенах училища. Бой до раны средней тяжести. С пролитием крови, разумеется. Поэтому свой следующий удар произвёл локтем по затылку. Крови нет, все довольны, и бой продолжается.

Потом внезапно вспомнил, что инструкторы хотят навариться на поединке, и дал бедолаге отдышаться. Это стоило мне нескольких пропущенных ударов. Но всё как-то вскользь. Больше делал вид, что страдаю от этого. Три минуты гонял меня капитан по ристалищу. Причём так основательно, что устал больше, чем избиваемая им жертва.

Достаточно, наверное. Если на тотализаторе сидят не дураки, то должны были успеть изменить ставки. Из обороны моментально перехожу в нападение, пиная штабного, как Месси футбольный мяч. В один из вынужденных полётов он успевает выхватить меч. Совсем молодца!

Мой серп материализуется в руке и начинается форменное безобразие. Подготовочка у офицера так себе. Всё позабыл на сытых, спокойных харчах штаба. А вот меня гоняют лучшие из лучших. Которые наказывают не просто за ошибку, а за саму мысль допустить её.

Я не стал сразу наносить этому капитану рану. Вначале срезал погоны с кителя. Потом, чисто повеселить публику, лишил его штанов, превратив их в лохмотья и выставив напоказ командирские трусы с сердечками. Причём не первой свежести, судя по жёлтому пятну спереди и коричневому сзади.

Совсем войдя в раж, сбрил один ус. Правда, чуть нос с ним не улетел, но это издержки производства. Кожа на кончике восстановится быстро. Ну и лишь после этого сделал то, что и намеревался с самого начала: росчерком серпа написал на лбу офицеришки неприличное слово из трёх букв и слегка подрезал ляжку.

Толпа заревела, а потом моментально замолчала. Почему? Капитану сочувствуют, что ли?

Причина выяснилась скоро. Вытащившая меня с ринга Якутова зло произнесла.

— Данила! Ты, хрен собачий, чего раньше скрывал⁈

— Что влюблён в вас без памяти, госпожа лейтенант?

— Типун тебе на язык! Помой свой рот с мылом и больше таких слов не говори! Откуда эта скорость⁈

— Вроде как обычно…

— Обычно⁈ Да я половины ударов не видела! Раньше подобное за мной не водилось. За тобой, кстати, тоже.

— Стимул был хороший, — соврал я, догадываясь, кто виновник этого торжества. — Не каждый день отменяют недельные наказания.

— Галя, — внезапно встрял Антон Станов. — Ты сейчас бисер перед свиньями мечешь. Вернее, перед одним наглым хряком. Тут не нам разбор полётов устраивать, а более хитрожопым людям. Тащим его в СБ. Старший следователь Сомов уже, уверен, нас заждался.

Следак СБ действительно сидел в неприметном домике, стоящим на отшибе базы. Я сразу увидел, что на мониторе у него стоит на паузе недавняя дуэль. Хотя и дуэлью это было не назвать. Избиение младенца в звании. Настоящий мордобой, чую, сейчас начнётся.

Но начали не с меня. Выгнав из кабинета всю группу, увязавшуюся следом, следак начал вызывать нас поодиночке.

Начал с инструкторов. Потом дошла очередь и до курсантов. Каждый из них выходил в лёгкой прострации и, глядя на меня, глубокомысленно качал головой. Что им там такое наплели⁈ Ответа на этот вопрос я так ни от кого не получил. Даже Якутова была непривычно задумчива и молчалива.

Меня, как и предполагал, оставили напоследок. Уже далеко за полночь, и глаза слипаются после тяжелейшего дня. Один Комов до омерзения бодр и до тошноты приветлив.