Барон на дереве

Три шляпы приподнялись, и три пары изумленных глаз ошеломленно уставились на человека, оседлавшего ветку падуба. Один из трех — тот, что был в шляпе с широкими полями, — тут же снова наклонил голову, да так низко, что буквально коснулся стола кончиком носа. Однако брат успел разглядеть лицо приезжего, которое показалось ему знакомым.

– ЎBuenos dнas a usted![66] — отозвались двое испанцев. — У вас что, принято представляться иностранцам, спустившись с неба, словно голубь? Надеемся, вы немедля слезете и объясните нам свое поведение!

— Тот, кто сидит наверху, виден со всех сторон, — ответил Козимо, — а бывают такие, что готовы ползти по земле, лишь бы скрыть свое лицо.

— Знайте же, синьор, каждый из нас обязан показывать вам свое лицо ничуть не больше, чем свой зад.

— Я знаю лишь, что есть люди, которые занимаются столь почтенным ремеслом, что предпочитают прятать свое лицо.

— Соблаговолите сказать, каким ремеслом?

— К примеру, ремеслом шпиона!

Двое испанцев вздрогнули. Тот, что склонился над столом, даже не пошевелился, но Козимо впервые услышал его голос.

— Или же члена тайного общества, — отчеканил он. Этот намек можно было истолковать по-разному. Козимо так его и понял и громко ответил:

— Этот намек, синьор, можно истолковать по-разному. Вы говорите о "членах тайного общества", подразумевая, что к тайному обществу принадлежу я, или же что принадлежите вы, или принадлежим мы оба, либо не принадлежим ни вы, ни я, но другие. Как бы то ни было, ваши слова, очевидно, имеют целью выяснить мои намерения…

— Como, como?[67] — переспросил человек в широкополой шляпе и, в растерянности позабыв, что должен прятать лицо, приподнял голову и посмотрел Козимо в глаза.

Брат узнал его: это был иезуит дон Сульписио, его враг еще с тех времен, когда он жил в Оливабассе.

— Ага, я не ошибся! Хватит притворяться, достопочтенный падре! — воскликнул барон.

— Вы! Я так и знал! — ответил испанец, снял шляпу и поклонился, обнажив тонзуру. — Дон Сульписио де Гуадалете, superior de la Compaтнa de Jesus.[68]

— Козимо ди Рондо, вольный каменщик, принятый в братство!

Двое других испанцев тоже представились с легким поклоном:

— Дон Калисто!

— Дон Фульхенсио!

— Вы тоже иезуиты?

– ЎNosotros tambien![69]

— Разве ваш орден не был недавно распущен по приказу Папы?

— Но не для того, чтобы оставить в покое подобных вам еретиков и вольнодумцев, — сказал дон Сульписио, обнажая шпагу.

Это были испанские иезуиты, которые после роспуска их ордена предприняли новый поход, пытаясь повсюду создать вооруженное ополчение, чтобы бороться с новыми идеями и теизмом. Козимо тоже взялся за шпагу. Вокруг собралось много народу.

— Соблаговолите сойти вниз, если вы хотите сразиться со мной caballerosamente![70] — воскликнул дон Сульписио.

Чуть поодаль начиналась роща ореховых деревьев. Было время сбора плодов, и крестьяне развесили между деревьями полотнища, чтобы собирать в них сбитые палкой орехи. Козимо добежал до одного из деревьев, прыгнул на полотно и сразу же выпрямился, напружинив ноги, скользившие по гладкой ткани этого своеобразного огромного гамака.

— Поднимитесь немного вы, дон Сульписио, потому что я и так спустился ниже, чем это в моих правилах! — И обнажил шпагу.

Иезуит вскочил на туго натянутое полотнище. Ткань все время проваливалась под их тяжестью, грозя заключить дуэлянтов в мешок; обоим трудно было удерживать равновесие, но их ненависть была столь велика, что противникам удалось скрестить шпаги.

— Во славу Всевышнего!

— Во славу Великого творца Вселенной!

Они обменялись первыми ударами.

— Раньше чем моя шпага вонзится вам в брюхо, поведайте мне о судьбе сеньориты Урсулы, — сказал Козимо.

— Она умерла в монастыре.

Козимо это известие явно привело в замешательство, хотя думаю, что дон Сульписио все выдумал; бывший иезуит воспользовался минутной растерянностью Козимо, чтобы нанести вероломный удар. Сделав ложный выпад, он разрубил узел, которым полотнище было привязано к ветвям на стороне Козимо. Брат наверняка свалился бы на землю, если бы одним стремительным прыжком не перескочил на другую сторону и не уцепился за край полотнища. Когда он прыгнул, его шпага, несмотря на ряд парирующих маневров дона Сульписио, вонзилась врагу прямо в живот. Дон Сульписио выронил из рук оружие, согнулся, соскользнул вниз по обвисшей простыне и свалился на землю там, где сам перерезал веревку. Козимо мгновенно вскарабкался на дерево.

Два других бывших иезуита, подхватив тело своего раненого или убитого (это так и осталось неизвестным) собрата, умчались прочь и больше у нас не показывались.

Вокруг окровавленной простыни столпились люди. С того дня мой брат повсюду прослыл франкмасоном.