Барон Робинзон (СИ)

Награды земляне могли обеспечить и сами, синтезировать всякого, а то и просто начеканить новых денег, из того, что предоставили краглы. Совет мудрецов уже практически сошелся на дизайне и форме, теперь обсуждали только достоинства этих самых денег и что на них можно купить. Подобная торговая таблица требовала учета массы факторов, товаров и производства, и мудрецы спорили и лаялись до хрипоты сутки напролет.

С таким энтузиазмом, что казалось, так и помрут в ходе споров.

— Тогда на этом почти все, не будем разводить долгую говорильню.

После переправы сухопутному войску предстояло разделиться. Часть отправлялась к горам краглов – левое крыло, и ему, как и центру, предстояло разрастаться в размерах в дороге. Вбирать в себя конницу из разных родов и союзов, куда уже прискакали гонцы с новостями. Ожидалось умеренное сопротивление и увиливания от похода, умеренные наказания, не более двух дюжин родов и без вырезания всех под корень.

Аналогично и с хрокагами, куда отбыл Форск, для сбора войск.

— Почти, потому что я хотел бы напомнить вам еще одну вещь, - произнес Лошадкин, ощущая на себе внимание всех собравшихся. – Уверен, командующий Огар неоднократно говорил вам о ней и скажет еще не раз, но я все же повторю. Не считайте врагов дураками и слабаками, и слабыми дураками. Никогда не считайте. Злорадствовать и торжествовать можно после победы, а до того момента – враги сильны, умны, хитры, заслали к нам своих лазутчиков, знают о наших планах и так далее. Лучше сейчас потратить силы и проявить бдительность, чем потом оказаться побежденными. Это ясно?

Последовал нестройный хор ответов, мол, да, повелитель вся ясно.

— Тогда все, встретимся в Тургае, - кивнул Лошадкин Квурсу и на этом совещание закончилось.

Они вышли из шатра, который тут же начали сворачивать и некоторое время Лошадкин и Огар просто стояли молча рядом, словно не могли насмотреться на переправу.

— Теперь твоя часть, - наконец изрек Лошадкин. – Ты – командующий и главный в этом походе.

— Разве? – изумился и нахмурился Огар. – Но ведь ты!

— Я с вами, охотно помогу советом, дипломатией, но командуешь – ты.

— Это, - изумление на лице Огара сменилось радостью, - хорошо, благодарю, Михаил!

— Не стоит, - повел рукой Лошадкин, - я же видел, сколько для тебя все это значит. Что у тебя есть еще причины так яростно заниматься армией. Личные причины.

Он не ждал ответа, но Огар все же ответил, пусть и не сразу. Рука зваздианца сжала рукоять боевого молота, словно хотела превратить ее в щепки. Так сам Михаил мог бы сжимать зубы, до хруста и скрежета.

— Я знаю, что это не так, но не могу отделаться от мысли, - вторая рука Огара вцепилась в одежду на груди. – Что победа здесь, словно смоет часть крови, пролитой моими предками, не даст повториться нашей истории. Это не так, но мне кажется, словно победа здесь гарантирует мой успех потом, когда я вернусь к своим родичам. Что я смогу… поведу их…

Голос Огара прерывался, словно ему не хватало дыхания, будто он душил сам себя.

— Все в порядке, я понимаю, - просто сказал Лошадкин и положил руку ему на плечо. – И ты ошибаешься, Огар, в своих словах, мол, это не так. Ты поведешь живых здесь, и твои сородичи там ощутят, что ты не просто какой-то случайный прохожий. Что ты водил живых и командовал ими, побеждал врагов и они поверят тебе!

— Да, но, - Огар хотел возразить что-то и оборвал сам себя. – Благодарю.

Он ступил вперед и возвысил голос.

— Воины! Сегодня, сейчас начнется поход, о котором сложат песни! Мы переправимся и устремимся на помощь, с этого похода во всех окрестных землях узнают о силе дружбы!

— Сажа! – грянули воины.

— Слава Дружбе!

— Начать переправу! – скомандовал Огар, вскидывая руку с зажатым в ней молотом.

Лапы каданахов застучали по доскам.

Поход на помощь Тургайскому союзу начался.

Глава 40

Заснеженная степь, превращающаяся в грязное месиво, скачка до полного отбития задницы, и радовало во всем этом только одно – двигалось войско действительно изрядно быстрее. Мордахи задавали темп, хрокаги и краглы терпели, стиснув зубы, нескольких отправили наверх, на дирижабли. Птерахам было все равно, они носились и высматривали, радостно клекотали и жрали от пуза. Запасы угля таяли, в стойбищах по пути их встречали новые горы, присланные заранее, и бойцы превращались в грузчиков.

Также Лошадкин наконец понял, зачем нужны были все эти кареты, паланкины, куча слуг, разве что жопу не подтирающих (а может и подтирающих) правителям. Поездки в относительном спокойствии давали возможность думать, скачка на каданахах перемешивала все мысли до состояния густого супа и оставались только отбитое тело и пустая голова.

Зато песни, казалось, так и готовы были вырваться на свободу, просторные, как сама степь.

— Запевай! - разнеслась команда и один из мордахов запел, завыл пронзительно и громко.

— Сте-е-е-е-епь зимо-о-о-ой, ой-ой-ой! - и войско вокруг, включая Лошадкина дружно подхватило это "ой-ой-ой".

— Теперь я понимаю, почему кочевники все делали, не сходя с седла, - сообщил Огар как-то вечером.