Барон Унгерн. Даурский крестоносец или буддист с мечом

О двух годах, проведенных Унгерном в стенах Павловского пехотного училища, нам известно совсем немного. Приходится опираться на единичные сведения. Барон П. Н. Врангель упоминает в своих «Записках» об учебе Унгерна, но буквально одной строкой: «… он возвращается в Россию (после окончания Русско-японской войны. — Примеч. А. Ж.) и, устроенный родственниками в военное училище, с превеликим трудом кончает таковое». В описываемое время сам Петр Николаевич Врангель тоже учился в Санкт-Петербурге, но только в Николаевской академии Генерального штаба (в нее он поступил в сентябре 1907 года) и лично своего будущего подчиненного знать не мог. Мы уже отмечали выше, что в своих «Записках» у П. Н. Врангеля допущено в отношении биографии Р. Ф. Унгерна довольно много неточностей. Это представляется вполне естественным: барон Врангель писал свои воспоминания в эмиграции в середине 1920-х годов, когда Романа Федоровича Унгерна уже не было в живых, да и в русском рассеянии трудно было разыскать людей, лично знавших юнкера Унгерна в 1906–1908 годах. Казалось, прошло-то всего лишь каких-нибудь десять-пятнадцать лет, а на самом деле — целая эпоха. Однако в данном случае П. Н. Врангель, очевидно, не погрешил против истины — известно, что Павловское училище юнкер Р. Ф. Унгерн-Штернберг окончил по второму разряду, то есть с весьма относительными успехами в учебе.

Большинство павлонов — выпускников Павловского пехотного училища — выпускались, как правило, в гвардейские полки. Но Р. Ф. Унгерн избирает совершенно иную, нетипичную для выпускника блестящего столичного училища стезю. Накануне окончания полного курса наук приказом по Забайкальскому казачьему войску от 7 июня 1908 года барон Р. Ф. Унгерн-Штернберг зачисляется «в войсковое сословие этого войска с припиской к выселку Усть-Карынскому…» 15 июня 1908 года Унгерн производится в офицерское звание — в хорунжие 1-го Аргунского полка Забайкальского казачьего войска. Арвид Унгерн-Штернберг объяснял это странное назначение тем, что Роман Федорович всегда мечтал служить в кавалерии, а как выпускник пехотного училища данное желание он мог осуществить только в казачьем полку. Для молодого выпускника Павловского училища кавалерия оставалась блестящим родом войск, покрытым от непосвященных дымкой средневекового рыцарского романа.

Тем не менее вопросы у нас все равно остаются. Почему Р. Ф. Унгерн поехал служить именно в Забайкалье, а не в другие казачьи части, например на Дон? Если он мечтал о кавалерии, что помешало ему изначально поступить в кавалерийское училище? Мы можем лишь строить свои догадки, предположения… В Забайкалье продолжал служить родственник семьи Унгернов — генерал П. К. Ренненкампф. К тому времени он командовал 3-м Сибирским корпусом. Возможно, год армейской службы, проведенный на Дальнем Востоке, оставил у Унгерна сильные и яркие впечатления об этом, действительно красивейшем крае… Возможно, что на востоке молодому офицеру, не блиставшему в военных теоретических премудростях, было легче проявить себя, сделать достойную карьеру… Догадки и предположения — весьма зыбкая, ненадежная почва для историка, но в данном случае нам не предоставляется другого выхода. Пожалуй, нам только остается согласиться с М. Г. Торновским, писавшим: «С зачислением в казачье сословие хорунжий барон Унгерн как бы порвал связь и с прибалтийскими баронами Унгернами. Какие мотивы заставили хорунжего барона Унгерна сделать столь серьезный шаг — неизвестно. Разгадку нужно искать в складе характера. В бытность в Маньчжурии, проезжая через Забайкалье, барону Унгерну приглянулись просторы и дебри Забайкалья, где мятущаяся душа и склонность к авантюрам могли бы найти выход».

При производстве в офицеры, перед выходом в часть, Р. Ф. Унгерн-Штернберг, как и абсолютно все выпускники военных училищ Российской империи, подписал следующий документ: «Я, барон Роман Федорович Унгерн-Штернберг, даю сию подписку в том, что ни к каким масонским ложам и тайным обществам, Думам, Управам и прочим, под какими бы они названиями ни существовали, я не принадлежал и впредь принадлежать не буду и что не только членом оных обществ по обязательству, чрез клятву или честное слово не был, да и не посещал и даже не знал об них, и чрез подговоры вне лож, Дум, Управ, как об обществах, так и о его членах, тоже ничего не знал и обязательств без форм и клятв никаких не давал». Как отмечает В. Г. Черкасов-Георгиевский, подобное обязательство оставалось неизменным с первой половины XIX века. Разумеется, никаких гарантий от участия офицеров в тайных обществах и нелегальных организациях подобная подписка не давала, да и дать не могла. Примеров тому, к сожалению, — великое множество.