Унгерн, в свою очередь, во время остановки на Керулене суровыми мерами восстановил пошатнувшуюся было после поражения под Ургой дисциплину. Именно тогда перед строем дивизии был живьем сожжен прапорщик Чернов, и полностью истреблена посланными в погоню чахарами дезертировавшая было Офицерская сотня. Есаул Блохин (фамилия – скорее всего, псевдоним) вспоминал: «В отряде было не все благополучно, люди, доведенные до отчаяния, спешно отступившие из России, были долго преследованы красными партизанами, потеряли все обозы с обмундированием, снаряжением и провиантом, да еще плюс два неудачных нападения на Ургу, на которую все так долго и много рассчитывали. Командный состав пал духом, но он боялся говорить вслух об этом, все отлично понимали, что каждое неосторожно сказанное слово будет немедленно доведено до ушей дедушки. Так они называли своего атамана Унгерна. Чека у этого дедушки было весьма образцовое, а главное никто не мог узнать, кто был чекой у барона. Да и сам барон был очень хитер. Он, чтобы просто ввести в заблуждение, очень сурово обращался с некоторыми офицерами, часто порол их за всякий малейший проступок, и все думали, что это несчастные люди, были с ними более откровенны, развязывая свои языки, а этого только и надо было барону. Виновного барон немедленно посылал в разведку или командировку, где его уже в установленном месте поджидали чекисты и с ним расправлялись, изуродованный труп случайно находили через несколько дней проезжие монголы и привозили труп и все почему-то объясняли, что несчастный был изуродован китайскими солдатами»[1]
.Тогда же, на Керулене, Унгерн приказал выпороть ташурами за разврат жену статского советника Голубева. По свидетельству, приводимому Волковым (в тексте под псевдонимом «Пономарев»), перед наказанием Голубевой произошел следующий примечательный диалог между одним из казаков, исполнявшим наказание, и Унгерном: «Жену действительного статского советника Голубева пороли сначала за то, что «давала направо и налево». Пороли рядом, в палатке. Порол Терехов, который спросил Унгерна: «А как – штанишки снять?». «Если вязанные, – сказал Унгерн, – снять, а если шелковые – оставить». Оказались – шелковые. Терехов привел ее в палатку и крикнул: «Становись на колени!» – затем пнул ее ногой. С первого удара показалась кровь. (Бил ташуром.) Выскочил Веселовский и крикнул: «Дай-ка я ее хвачу», – ударил. Унгерн, услышав это, заорал на Веселовского: «Кто тебе приказывал… Ты что – палач?», и велел всыпать Веселовскому пятьдесят. Голубевой всыпали пять – десять. Она вернулась в палатку, где находились другие офицеры, в том числе и Пономарев. Не могла сидеть, но скоро начала «пудрить носик» и кокетничать с офицерами…»
По наиболее же распространенной версии, экзекуцию над Голубевой было поручено провести ее собственному мужу под угрозой, что в случае, если он не будет достаточно усерден, то подвергнется такому же наказанию. Но Голубев будто бы порол усердно и потому избежал ташура. По словам А. С. Макеева, Голубева была выпорота главным образом за любовную связь с казненным прапорщиком Черновым, а также за то, что ранее пыталась заступаться за своего мужа, который был наказан за то, что вздумал давать барону советы. После порки Голубеву на ночь отправили на лед реки, но затем Унгерн все же разрешил развести для нее костер. По версии же Пономарева-Волкова, наказание Голубевой осуществлял не муж, а один из казаков. Тем не менее диалог о штанишках вполне может быть и правдой, вне зависимости от того, кто именно порол статскую советницу Голубеву. Если это так, то получается, что Унгерн хотя лично и не любил присутствовать при экзекуциях, но толк в них знал. Ведь вязанные штанишки могут значительно смягчить удар ташура, а шелковые – нет, что и учел Унгерн.
Когда в середине декабря Унгерн вновь подступил к Урге, в его отряде были монгольские отряды Лувсан Цэвэна, князя из Внутренней Монголии и Батора Гунн Чжамцу. Кроме того, с самого начала у него был отряд бурятского князя (нойона) Жимгита Жамболона (Джамболона), есаула Забайкальского казачьего войска. Также в дивизию прибыло несколько мелких отрядов из Забайкалья. Общая численность Азиатской дивизии вместе с союзниками составляла около 2 тыс. человек. 20 января 1921 года 2 китайских полка потерпели поражение у поселка Баянгол, что открыло Унгерну дорогу к Урге. По оценке Б. Н. Волкова, при последнем успешном наступлении на Ургу у Унгерна было около 800 русских всадников – казаков и бурят, а также около 1000 союзников-монгол. С учетом численности артиллерийской прислуги и тылов, которые у Унгерна были невелики, всего в Азиатской дивизии в таком случае могло насчитываться 1000–1100 человек.