Сразу же замечу, что потери батальона убитыми в этом представлении, скорее всего, существенно преуменьшены. Очень редко на одного убитого приходится больше 13 раненых. Что ж, занижение безвозвратных потерь, – давняя традиция российской армии, да и не ее одной, не в Первую мировую войну родившаяся и до сих пор не кончившаяся. Подполковник Карл-Павел Карлович Буткевич ей свято следовал. Но в целом описание подвига Клуге вызывает доверие. Вряд ли здесь что-то придумано. Ведь ничего невероятного нет в том, что командир батальона сначала сам провел рекогносцировку, а затем возглавил успешную контратаку.
Замечу также, что фактически в тот момент поручик Клуге, командуя батальоном, занимал подполковничью должность. Высочайшим Приказом от 3 ноября 1916 года Константин Иванович Клуге был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени «за то, что, будучи в чине поручика, в бою 13-го Сентября 1915 года у д. Уречье, с командуемым им батальоном, будучи под сильным артиллерийским, ружейным и пулеметным огнем противника, по собственному почину перешел в решительную контратаку, штыками выбил его из занятых им окопов и тем восстановил прежнее положение и предотвратил возможность нашего отступления по всему фронту». Он стал первым георгиевским кавалером в своем полку.
Младший брат Константина, Владимир Иванович Клуге, штабс-капитан 18-го саперного батальона, согласно данным послужного списка, родившийся 5 ноября 1885 года, погиб 7 сентября 1916 года, удостоившись посмертно ордена Св. Георгия 4-й степени.
В конце 1915 года К. И. Клуге был тяжело ранен на фронте и эвакуирован в тыл. Его направили в Дворцовый госпиталь в Царском Селе. Клуге-младший вспоминал: «В конце пятнадцатого года отца опасно ранило в живот. Его выхаживали в знаменитом госпитале в Царском Селе. Позже он шутя вспоминал, как при серьезной операции ему походя, «заодно» удалили и аппендикс… Едва оправившись, отец возвратился в свою часть. Постоянная опасность, которой он подвергался, подтачивала и без того слабое здоровье мамы».
Любовь Константиновна с детьми проживала в Гатчине, где служила наставницей юного графа Георгия Брасова, сына великого князя Михаила Александровича от морганатического брака.
В 1916 году К. И. Клуге был произведен в штабс-капитаны со старшинством в чине с 14 июня 1915 года. Февральская революция 1917 года застала его на службе в 38-м инженерном полку. Он успел прослушать курсы 3-й очереди при Николаевской Военной академии и покомандовать Техническим батальоном.
По словам Константина Константиновича Клуге, летом 1917 года семья жила в келье Троице-Сергиевой лавры. Однажды они отправились в Москву, где Константин Иванович навестил своего дядю генерала Овчинникова, при этом старик-генерал заявил будто бы, что «остается со своим народом, намерен служить до конца, и что только трусы бегут». Не исключено, что это был генерал-лейтенант Алексей Константинович Овчинников, в 1911 году возглавлявший инженерную службу Брест-Литовской крепости, затем работавший в Главном инженерном управлении начальником 5-го отделения, а в советское время ставший начальником Электротехнической, а потом Военно-инженерной академии и скончался в 1928 году в возрасте 67 лет.
После Октябрьской революции, по свидетельству Клуге-младшего, события развивались следующим образом: «После падения Временного правительства Керенского отцу удалось раздобыть документы рядового солдата. Исчезли погоны с его гимнастерки, Георгиевский крест запрятан.
Мы покинули Москву в поезде, набитом ехавшими на Волгу демобилизованными солдатами. На полках в три яруса сидели, тесно прижавшись друг к другу, люди и покуривали махорку… У курящих не хватало спичек, и они зажигали друг у друга свои самокрутки, говоря: «Товарищ, прикури!»…
Подражая вагонным спутникам, Миша и я бегали потом по коридору гостиницы в Самаре с бумажкой в руках, крича: «Товарищ, прикури!»
Дальше мы двигались по Волге и по Каме на колесном пароходе, затем снова пересели в поезд, шедший на восток.
Бесконечная русская равнина сменилась изумительными горами. Наш поезд то мчался над обрывами, вдоль круч и пропастей, то исчезал в нескончаемых туннелях, наполняя их дымом.
Меня особенно поражали разноцветные, сверкающие минералы, мелькавшие в окнах вагонов. Мы переезжали через Урал, покидая Европейскую Россию.
Последовали восемнадцатый и девятнадцатый годы. Мама, Миша и я жили в Томске, папа воевал на западе Сибири под командованием Колчака, которому был всецело предан».
Томск тут упомянут совсем не случайно. Именно здесь располагались краткосрочные курсы Академии Генерального штаба, эвакуированные сюда из-за приближения германского фронта к столицам. Клуге-младший особо отмечает, что «отец подчинялся Генеральному штабу армии. В Гражданскую войну, несмотря на полную неразбериху в командовании, Генеральный штаб продолжал руководить действиями войск в Сибири. Нарушать распоряжения начальства казалось отцу немыслимым. Его характеру были присущи преданность и беспрекословное повиновение, возможно, унаследованные от прусских предков».