Барон в юбке

– Старики, женщины, дети, в общем количестве от полутора до трех тысяч. Много больных.

– Охрана?

– Около трех сотен свеженабранного по задворкам Баальбека быдла и полусотня храмовников.

От входа на грани слуха донесся возмущенный шепот:

– Нет, ну подумать только: Превория этих скотов пригрела, возвысила, землю им выделили не из худших, и вот теперь – такая благодарность…

Стоявший мрачной глыбой в карауле, олицетворяя незыблемость Устава – сверкая начищенной лорикой, при скутуме и копье, старый ветеран, с трудом подавив желание тоскливо пожать плечами, лишь чуть качнул головой, соглашаясь с возмущенным напарником.

Безмолвно сделав замечание более молодому и несдержанному товарищу за несдержанность в карауле – лишь сверкнули в тусклом факельном свете белки глаз, бывалый легионер вновь застыл, подобно статуе, внимая происходившему в охраняемом почетной стражей зале разговору.

Вслед за ним окаменело замер и второй страж.

Тем временем разговор в глубине помещения все накалялся. Импульсивный рурихм горячо втолковывал собравшимся, что сможет провести быстрый рейд и освободить узников, требуя в свое распоряжение группу опытных воинов. Легат и центурион слушавшие свначала недоверчиво, под напором горячих доводов молодого воина сначала задумались, а затем многозначительно переглянулись.

– Осилим, Капеул?

– Осилить-то не проблема, да вот как провести в самое сердце Кримлии сотню бойцов? – Вот в чем основная трудность, мой легат.

***

Василий Крымов.

В паре метров впереди, смутно видимые сквозь цель между тюками, вяло перекатываются под пепельно-серой шкурой торчащие, подобно мрачным, неприступным скалам, тощие маклоки старого рогатого одра, влекущего крытый драной парусиной фургон по пыльным лесным дорогам Кримлии. Вокруг крепко обгаженного полуподсохшим жидким навозом хвоста гулко вьются мухи. Мерзко скрипит давно не смазанная ось, грозя вот-вот развалиться если не на ближайшей, кочке, то на следующей уж точно.

Дед Удат, закутанный в живописные лохмотья, вяло дремлет на облучке, намотав поводья на кулак и нахлобучив поглубже на нос соломенную шляпу а-ля чумак. Мимо с улиточьей скоростью проплывают кривые, плохо растущие на этой заболоченной, песчано-каменистой почве, деревья.

Подсунув под бок набитый сеном тюфяк, я, ловя последние мгновения утренней прохлады, от нечего делать битый час кряду разглядываю затейливую вязь дырок в прохудившемся тенте, обдумывая подробности очередной авантюры, в кою меня угораздило влипнуть.

Вот уж воистину: от судьбы не убежишь – она тебя даже на том свете найдет. Сам того не желая, Васька Крымов, попавший неведомыми путями в совершенно иной мир, и, имевший, казалось все возможности начать жизнь по-иному, скатился со временем к тому самому занятию, какое имел в прошлой жизни – командир диверсионного подразделения…

Правда, если подойти непредвзято, то что он еще умеет, этот самый Васька, пусть и ставший промыслом неведомых сил бабой?

До цели нашего путешествия осталось всего ничего -уже сегодня вечером мы будем на месте, готовиться к внезапному нападению на ‘гетто для нехалдеев’, а, по сути, тот же самый концлагерь, в котором содержат преворийских заложников.

До сих пор не знаю, каким чудом нам, с такой прорвой народу в фургонах, набитых как бочки с селедкой, вооруженными до зубов преворийцами, удалось пробраться нераскрытыми практически через всю провинцию, мимо всех постов, вилок и пикетов.

Будь нынче в Кримлии хотя бы одна сотая старого имперского порядка, нам пришлось бы очень туго. И сам не знаю – ругать или благословлять нам людскую любовь к бардаку и хаосу. Ситуация, честно говоря, прямо как у нас дома после темной памяти событий девяносто первого, с усугубляющей скидкой на средневековые реалии, и от этих реалий даже привычному к казалось бы уже всему ветеранустановится так тошно, хоть вой.

Огромная империя еще не успела рухнуть, – лишь пошатнулись, разъезжаясь, не выдержавшие нагрузки обезглавленного колосса ноги, а в каждом закоулке, словно из-под земли, (и откуда только взялись?) вылупились из окружающей серости разного рода князьки, графья, бароны, барончики, а, кто родом похуже да понеотесанней, то и просто – главари с паханами да паны с атаманами. И вся эта свора, впившиаяся в ослабевшее тело, тысячелетней империи, вмиг разразорвала его в клочья.

И пошло-поехало: на дорогах полный беспредел – на каждом повороте по рогатке, на каждом мосту по ‘таможне’, а то и по две, контролируемые представителями очередной ‘организованной группировки’, или считающей окрестный кусок земли своей собственностью по праву силы, или получившей ‘в кормление’ этот медвежий угол как подачку со стола от более крупной банды, контролирующей территорию побольше. Для полноты картины, практически в каждом разбойном логове – классический чеченский зиндан, набитый рабами, заложниками, должниками – некогда такими же бывшими гражданами Империи.