Дориан едва ли не силой вырвал меня из цепких рук старикашки. Библиотекарь наспех закрыл помещение, активировав защитное поле, и засеменил следом, стараясь не отставать. Вот только непрошеного высушенного годами ухажера мне не хватает для полного счастья! Дориан махнул рукой, остановив проезжающий мимо экипаж, и проворно залез в него, затаскивая меня следом.
— Трогай! — крикнул он кучеру. Лошади немедленно рванули с места под свист кнута и улюлюканье кучера.
— Ксанелия, в следующий раз попробуйте импровизировать не столь… хм, сногсшибательно. Я решил, что вы и вправду навернулись с этой лестницы и едва не помчался вам на подмогу. Но меня уже опередил иной кавалер.
— Оставьте ваши упражнения в острословии на потом, граф. Я продуктивно занималась выполнением поставленной задачи, а вот вам удалось узнать то, что нам нужно?
— Разумеется, — фыркнул граф, — вы сомневаетесь в моих способностях?
— Мне огорчить вас прямо сейчас или подарить ложную надежду?
Дориан усмехнулся и постучал в стену экипажа, подавая знак кучеру остановиться. Экипаж проехал еще немного и плавно замедлил ход. Мы оказались неподалеку от центральной площади, к которой примыкал очаровательный парк, радующий глаз мягкой зеленью и россыпью бордюров с цветами. Дориан расплатился с кучером.
— Прогуляемся?
Я согласно положила руку на локоть Дориана. Наверное, издалека нас можно было принять за одну из парочек, коих в этом парке прогуливалось великое множество. Та же расслабленная неторопливая походка, обмен улыбками и заинтересованность исключительно друг другом. Но то была обманчивая видимость. Обмен фразами был ничем иным, как упражнением в колкостях, улыбки — лишь замаскированной усмешкой. Честно признаться, я бы с гораздо большим удовольствием уложила свою многострадальную, пухнущую от объема информации голову на мягкую подушечку, чем состязалась в остроумии с графом. Наверняка, это отразилось на моём лице, поскольку следующий вопрос, заданный Дорианом, был произнесен вполне серьезным тоном:
— Чего вы боитесь, Ксанелия?
Я не стала ломать голову над тем, зачем ему это понадобилось, и честно ответила.
— О, только не смейтесь. Но я до жути боюсь нашего фамильного хранителя.
— Почему же?
— В детстве я как-то залезла в библиотеку дяди, надеясь отыскать книги с картинками. Вытащила книгу с самым красивым корешком, на нем была золотым тиснением изображена птица. О, картинки внутри были. Мне попалась сразу самая, что ни на есть живописная и подробная. На ней птица выклевывала мертвецу глаза. Помню, я в испуге отбросила книгу и выбежала, наткнувшись на Лианну. Та немедленно приняла своё излюбленное обличье — женщины с птичьей головой на плечах, начала возмущённо клекотать и хищно клацать клювом. Я убегала, а она неслась за мной. В то время мне казалось, что она хочет выклевать мне глаза.
Я замолчала, глядя на голубя, клевавшего какие-то крохи неподалеку. Дориан подобрал мелкий камушек и запустил в сторону голубя. Тот испуганно вспорхнул и улетел.
— Благодаря вашей истории, теперь я тоже буду бояться, что мне выклюют глаза. Почему нельзя было рассказать, что больше всего на свете вы боитесь мышек или паучков, как все нормальные девушки?
— Мышки хорошие, и паучки тоже. А вы, Дориан, чего вы боитесь?
— Боюсь умереть от жажды. Мачеха меня не особо любила, мой старик притащил меня в дом только для того, чтобы позлить её, не особо заботясь о том, каково мне приходится. Меня наказывали за любую провинность, даже за ту, в которой я не был повинен. А излюбленным ее наказанием было запереть меня в комнате на пару дней, кормить пересоленной пищей и не давать пить.
— Какая кошмарная, слабовольная женщина. Не иметь смелости высказать своему мужу в глаза всё, что она о нем думает, а срывать зло на мальчишке!
Дориан же весело присвистнул:
— Выше нос, Ксанелия! Пока мы обменивались милыми детскими воспоминаниями, мне в голову пришел умопомрачительный план. И самое приятное, что в процессе его выполнения нам не грозит быть высушенными или заклеванными до смерти.
Глава 8
Умопомрачительный план пришёл в его голову, видите ли! Уже вижу, как вляпываюсь в очередное глупое происшествие по его милости… Мысли были мрачнее некуда, а Дориан не разделял моего скептического отношения. В гостиничном номере он всё время насвистывал мелодии, чем раздражал меня очень сильно, хоть и не фальшивил, а выводил мелодии верно.
— Прекратите уже в конце концов! — не выдержала я, высовывая голову из-под подушки, которая должна была меня спасти от этих звуков, но не смогла оправдать возложенных на неё надежд.
— Я заметил, что вы поразительно равнодушны к музицированию… Наверняка, причина кроется в отсутствии у вас музыкального слуха.
Дориан ловко поймал подушку, запущенную в него, положил её на стул и уселся сверху.
— На этой подушке только что лежала моя голова, — возмутилась я, — а сейчас на ней покоится ваша задница!
Не пристало особе моего положения выражаться подобными словами, но рядом с этим нахалом от моего самообладания и воспитания не оставалось и следа.