Баронесса де Крейс

Мужчины остались караулить нас снаружи. А вот мы устроились на циновках, причем все впятером. И я неожиданно и для девушек и для самой себя рассмеялась, вспомнив как меня возмутила эта циновка в тот день, когда ночью я пришла в шатер Ронана.

Флавия поерзала, пытаясь устроиться как можно более удобно, но огромный живот ей мешал. И я вновь ощутила укол совести. Не надо было ее тащить на север. Но я была тогда так зла, что сорвалась на ней, ни разу даже не подумав о том, что она тоже была только жертвой, а не хладнокровной убийцей и соблазнительницей чужих мужей.

Мия помогла ей удобно устроиться, подложив ей под спину подушку. А я перевела взгляд на Луцию.

— Эти шрамы, на твоем теле, их оставил твой муж?

Нет, я было подумала, что это ее родители издевались над ней в детстве, но шрамы были свежие, они еще не успели зарубцеваться, так что вывод был только один — муж.

Может, поэтому она и выглядела такой снежной девой и не реагировала на других мужчин, не потому что оплакивала мужа, а потому что боялась повторения издевательств.

В шатре стало тихо. Даже Флавия затихла, а Мия перевела взгляд на лампу, что отбрасывала тени на ткань шатра.

Лаура посмотрела бегло на меня, а потом пересела поближе к Луции.

— Не бойся, — тихо произнесла она, — мы выслушаем тебя и поможем.

Выслушаем — да, это мы сделаем, если она пожелает рассказать нам свою историю. А вот помочь... Каждая из нас в свое время не могла помочь даже самой себе. В том числе и Лаура. Но постепенно и мы менялись.

Луция взгляд не подняла, а просто покачала головой.

Я хотела сказать Лауре оставить ее в покое и не бередить ее уже душевные раны, пока она не готова на откровенность, но Луция все же заговорила, ограничившись правда только одной фразой.

— После смерти мою душу заберет Хелида.

Усмехнулась. Я приказала казнить четырех человек. И я не верила, что эта богиня смерти придет за моей душой. А если и придет, что же, о совершенном я не собиралась сожалеть.

— Уверена, чтобы сама Хелида явилась за чье-то душой, надо как минимум стереть с лица земли хотя бы один город, — пошутила я.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но мою шутку никто не поддержал и на меня посмотрели сразу четыре пары раз, спрашивая — серьезно ли я говорю об уничтожении городов.

— Я пытаюсь разрядить обстановку, — со вздохом пояснила я.

— Я убила его… — серьезно, с вызовом в глазах, в которых отразились столь сильные эмоции, что я задумалась о том, каково ей было держать это все в себе. А также подумала о том, что ее душу, как и мою, съедали демоны — сомнений, вины, а может, и гнева со злостью.

— Мужа? — спокойно уточнила я, ни чем не выдав того, что ее слова меня огорошили. Ведь потеряла она недавно не только мужа, но и ребенка. И к сожалению, случаи когда сами матери избавлялись от своих чад имели место быть. И речь шла не только о детях нагуленных вне брака.

— Ему не нравилось, что ребенок плачет. И он унес люльку в кладовую… я пыталась ему помешать… но не смогла, у меня не хватило сил… а когда я пришла в себя, то он больше не плакал.

Она сказала это все спокойным и даже ровным голосом, совершенно, как казалось со стороны, без эмоций. Сильная, подумала я. Ведь в ее глазах отражалось все то, что не прозвучало в голосе. А уж что у нее в душе происходило, даже я не хотела этого знать.

Лаура всхлипнула, затем шмыгнула носом Флавия, а Мия сразу расплакалась. Почувствовав на собственной щеке каплю слезы, недоверчиво стерла ее рукой. Я даже не знала этого ребенка, чтобы плакать по нему, но все же страшно было представить его одного в той кладовой.

— Твой муж, он же утонул в реке, когда пошел рыбачить, — осторожно заметила Мия.

— Я взяла снадобье у знахарки и подсыпала ему в питье. Он заснул на берегу, и я сбросила его в реку.

Она смотрела прямо мне в глаза. Прямо, совершенно без страха. Умная, так как вместо того, чтобы взять кухонный нож и зарезать мужа в кровати, она продумала целый план, чтобы никто не подумал на нее. И гордая. Такая, когда ее будут вести на казнь, не позволит себе и крика. И на колени никогда не опустится. Возможно, за это она и была часто бита.

— Я бы давно бежала от него, но он обещал, что тогда отыграется на моей сестре, а ей всего лишь шестнадцать лет… Можете сдать меня в первом же городе стражам, баронесса. А можете приказать повесить меня на дереве за совершенное преступление. Мне все равно. Я и сама не знаю, почему еще живу.

Потому что, вопреки своим словам, она хотела жить, не стала я говорить это вслух. Потому что как и все мы она сомневалась — есть ли там что-то за чертой. И с одной стороны, надеялась что есть, так как тогда она увидит своего малыша. А с другой стороны, она боялась что есть, так как тогда за ней все же придет Хелида.

Радовало во всем это только одно, она решилась рассказать сначала нам об убийстве, а не брату Эгорну. Как поступил бы он, я не знала, но очень возможно, он обратился бы к стражам, как требует того закон и как предположила Луция.