— Тут до вас зенитка стояла. Лупит по самолёту, а снаряды верхом идут мимо цели. Фашист и летит себе спокойно, а как со станцией поравняется, — бомбы бросает. Эшелоны-то и горят.
Федя замолчал. На глазах показались слёзы. Всхлипнув, он добавил: Мамка моя на путях работала. Осколком её в спину ударило...
Помрачнел командир, брови насупил. Фёдора за плечо тронул и глухим, дрогнувшим голосом проговорил:
— Ладно, брат Фёдор, держись. Мы же с тобой мужики.
Захотелось помочь парню. «Вот вечером прикажу старшине подобрать ему... что-нибудь из обмундирования. Да консервы пусть ему даст. Ведь поди голодает».
— А папка твой где? Воюет, небось?..
—Папка тоже погиб. Похоронка ещё в прошлом году пришла.
И опять всхлипнул парень, плечи его стали вздрагивать. Он сжал кулаки и погрозил ими в сторону копны:
— Я бы их, гадов — вот как угостил!..
— Ну, будет тебе, будет, Фёдор. Родителей не вернёшь, а жить надо. Теперь уж ты сам... как-нибудь. Ты, правда, ещё маловат, трудно тебе будет, да свет не без добрых людей, пропасть не дадут.
Командир обнял Фёдора за плечи, и так они вдвоём, как два закадычных друга, вернулись к батарейцам. И уже тут, в присутствии всех солдат, старший лейтенант сказал:
— Спасибо тебе, Фёдор! Ты действительно принес нам важные сведения. Мы вот здесь поближе к путям и поставим первое орудие. Наши ребята встретят фашистский самолёт, не дадут ему прорваться к станции. А ты, Фёдор, иди теперь на кухню, — повар покормит.
— Товарищ командир! Я ещё не сказал самого главного. Пушку-то — вон в ту копну поставить. Самолёт не заметит и — напорется.
Солдаты засмеялись, улыбнулся и старший лейтенант.
Пряхин взял паренька за руку:
— Ну, ладно, иди на кухню. А я на станцию схожу, осмотрю местность, поговорю с людьми... Мы потом решим, как нам поступить. Обдумаем и твоё предложение.
На станции Пряхину подтвердили всё, что говорил Фёдор: самолёт, действительно, летал на низкой высоте, подкрадывался со стороны копны, и зенитная пушка, стоявшая здесь несколько дней, его не доставала.
Возвращаясь на батарею, он думал: «В копну, конечно, орудие не поставишь, но где-нибудь поближе...»
Подошёл к Касьянову. Тот сидел на свежевырытом бруствере и в сильный артиллерийский бинокль оглядывал Федькину копну.
Заметив командира, поднялся.
— А Федька-то дельную мысль подал: орудие там вполне разместится. Может, попробуем, товарищ старший лейтенант?
Всего лишь несколько дней служили они вместе, а Пряхин уже успел полюбить Касьянова. Обстоятельный и умный парень. Ему бы офицером быть.
— А ну-ка, дай бинокль!
«Места, конечно, маловато. Вот если бы стог соломы тут был!.. Однако орудие замаскировать можно».
Показался паровоз, за ним вагоны с красными крестами на боку. Это был эшелон с ранеными солдатами, их везли с передовой. Там, на западе, в нескольких километрах от Кочубеевки, шли горячие бои. Враг рвался к Воронежу и Курску. На станции теперь скопилось четыре состава: два с боеприпасами, один — с ранеными и ещё какой- то сборный. Впереди был разбит железнодорожный мост, и движение поездов временно остановилось. Командир батареи, ставя задачу, сказал Пряхину: «Головой отвечаешь за станцию, чтоб ни одна бомба не упала!»
Пряхин повернулся к старшему сержанту:
— Быть посему! Зарывайся в копну, готовь орудие к бою!
Никогда не приходилось зенитчикам стрелять в таких условиях, невиданное это было для них занятие, однако за дело взялись резво. Подвезли на машине орудие, ящики со снарядами. Из посёлка принесли грабли и вилы. Проделали в копне проход, расчистили площадку. В орудийном расчёте половина бойцов — люди деревенские, из соломы они быстро наплели маты и закрыли орудие так, чтобы при стрельбе копна не загорелась. Наконец всё устроилось: и снаряды подносить удобно, и копна не изменила формы. Лётчик, если он на этот раз появится, никаких перемен не заметит. Одно плохо — не было с бойцами Фёдора: как ушёл он с батареи ещё утром, так и не появился.
Привезли обед. Раскладывая по котелкам пшённую кашу со свиной тушёнкой, ефрейтор Канарейкин сказал:
— Ах, жаль, нет парня!
Кто-то из солдат заметил:
— Башковитый паренёк! Ишь веда, чего придумал...
Пушкари помолчали, им было неловко за то, что они не сразу оценили умное предложение, да ещё позволили себе насмехаться над Фёдором.
День клонился к вечеру. Солнце некоторое время стояло над зенитчиками и словно бы изумлённым оком наблюдало за их работой, потом медленно стало скатываться к горизонту и, красное, разомлевшее от дневных трудов, на минуту остановилось у самого края земли — как раз в том месте, куда тянулись чёрные нити железнодорожных путей.
Солдаты замерли у своих мест. Откуда ни возьмись, появился Фёдор. Быстро обежал копну, оглядел её со всех сторон и остановился у ствола орудия.
— Во, здорово! — воскликнул он.— Я же говорил вам, говорил!..
Заметив Касьянова, стоявшего под тенью плетёного щита, Фёдор помялся и спросил:
— Можно, я снаряды буду подносить?