Баронесса Настя

Ехали тихо, боясь лишнего шума, и всю дорогу молчали, Для Насти это был десятый вояж за «живым товаром», Пряхин был в таком деле впервые. Он совершенно не представлял, как сложится ситуация и как они будут брать языка. Он ловил себя на мысли, что сделать это будет нелегко, что одно дело стрелять во врага на расстоянии и другое — вот так, увидеть его рядом, лицом к лицу, верно оценить ситуацию и безошибочно выбрать момент для решительных действий. В сердце шевелилась противная расслабляющая неуверенность, и он думал о том, как бы её преодолеть.

Настю сомнения почти не терзали, она планировала победу быструю и бескровную. В прежних вылазках ей отводили главную роль: заговорить с немцем, отвлечь его, а, может, и увлечь беспечной, игривой болтовнёй в место, где немца внезапно скрутят, засунут в рот кляп и потащат к своим позициям. Здесь же дело осложнялось тем, что их было только двое и свои были далеко. Правда, по натуре она была фаталистом: чему быть — того не миновать. Её превосходный немецкий язык внушал ей уверенность: всё обойдется самым лучшим образом.

Незаметно для себя девушка задремала, и голова её сползла на плечо спутника. Пряхин, увидев её спящей, напрягся, подобрался, почувствовал себя ответственным и за Настю, и за всю предстоящую операцию.

Небо внезапно посветлело, и впереди чёрными пятнами обозначилась Андреевка. Сердце Пряхина застучало гулко и часто. Он тихонько коснулся руки спутницы, — Настя испуганно очнулась, стала осматриваться.

— Итак, вы — шофёр, я — медицинская сестра из полевого госпиталя номер четыре. Ищем больного майора Ганса Шнитке, — Она говорила тихо, произнося слова раздельно и чётко.

— Помню. Не забыл.

На малой скорости въехали в село, навстречу им с истеричным визгом вылетела собачонка, другая собака, видно, большая, хрипло ухала из глубины двора. Словно привидения возникли впереди два солдата с автоматами.

— Остановитесь, — сказала Настя.

Солдаты расступились, а затем подошли с двух сторон к передней кабине автомобиля. Пряхин откинулся на спинку сиденья, Настя протянула документы и, не дав им опомниться, спросила:

— В каком доме живёт майор Шнитке? Нам позвонили и сказали, что он потерял сознание.

Проверяющий потушил фонарик и возвратил документы. Оба солдата пожали плечами:

— Майор Шнитке? Такого не знаем. А вот офицер из Берлина действительно болен. Не будет ли угодно сестре посмотреть его?

— Да, да, конечно. Проводите нас. Оба солдата сели в машину и предложили Пряхину ехать в другой конец села. Старший лейтенант в первую минуту решил, что это и есть «живой товар», но Настя с напором проговорила:

— Может быть, придётся везти офицера в госпиталь.

Солдат положил руку на плечо Пряхина, сказал:

— Остановите здесь. Вон огонёк в окне, там и больной.

На крыльце появилась фигура в нательной белой рубашке и с фонарём в руке, видимо, офицер. Не задавая вопросов, он пытался разглядеть, кто к ним приехал. Настя, а за ней и немцы вышли из машины, и один из солдат, щёлкнув каблуками доложил:

— Доставили медицинскую сестру.

Настя, отворачивая лицо от фонаря и выдвигая вперёд сумку с крестом, властно сказала:

— Ведите меня к больному.

Вместе с офицером она прошла в дом. Пряхин, не выходя из автомобиля и не глуша двигатель, с радостью увидел спины удаляющихся в темноту улицы патрульных. Теперь надлежало уточнить, сколько в доме человек и с кем ему придётся иметь дело. В просвете между занавесками в слабо освещённой комнате он видел два силуэта — офицера в нижней рубашке и Настю. Она раскладывала сумку, вынимала фонендоскоп — для прослушивания сердца.

«Хорошо, хорошо, — повторял Пряхин, продолжая осматривать дом, — С этим-то молодым, я справлюсь, а того, больного... уж как-нибудь».

Не дожидаясь Настиной команды, вышел из машины, направился в дом. И в сенях чуть не столкнулся с офицером. Тот качался из стороны в сторону, — был пьян в стельку.

— Кто?.. Кто тут? — ловил он руками воздух.

— Я шофёр санитарной машины, — ответил Пряхин, подчёркивая строгость официального лица, трезвого человека.

Немец ударил себя в грудь:

— Я — оберст! — слышишь?.. Обер-лейтенант!

Неожиданно он схватил Пряхина за лацкан кителя:

— Спиртишка найдётся? А, приятель? Если вы санитары, значит, и спирт у вас есть. А?.. Я бы живо вылечил барона. Ну, да... Там барон, мой начальник.

—Посуда есть?

— Посуда?.. Я сейчас.

Он повернулся и, путаясь в потёмках, нащупывал дверь в избу.

В доме офицер нырнул в боковую комнату, а Пряхин прошёл в горницу, где у изголовья больного, в слабом свете догоравшей свечи, хлопотала Настя. Она видела, как вошёл Пряхин и как раз в этот момент вылила в стакан с водой ампулу со снотворным, подала барону:

— Пейте, пожалуйста!

Это было многократно проверенное средство. Доза снотворного в одной ампуле в несколько минут приводила человека в обморочное состояние.

Барон выпил и уронил голову на подушку. Он был бледен, на лице отсвечивали капли пота, больной тяжело дышал.

—Простуда, — сказала Настя, ни к кому не обращаясь. — Может быть, началось воспаление лёгких.