– Надеюсь, ты говоришь не о контрабанде, потому что…
– Нет-нет, это не…
– Так что же, ты намерен отыграться за карточным столом?
– Нет.
Она всплеснула руками:
– Тогда что?
– Я… я не могу тебе сказать прямо сейчас, но клянусь глазами моей матери, что верну все твои деньги. Просто на это понадобится немного времени…
– У нас нет времени, дядя. – Марианна не желала знать, что он опять задумал.
– Откуда ты об этом узнала?
– Ко мне явился герцог Стонтон – он выкупил все твои расписки.
Барнабас вытаращился на нее так, что в любое другое время это показалось бы ей забавным.
– Стонтон? Но… но почему? Я ни разу с ним не играл! – Он наморщил лоб. – Или речь идет о том, чтобы закрыть нас по соображениям нравственности?
Марианна знала, что следовало бы рассказать дяде всю правду, но была слишком зла на него. Кроме того, она не могла заставить себя упомянуть Доминика и то, что он до сих пор жив. Дядюшка и барон вызывали друг в друге самое худшее, что в них было, и меньше всего ей хотелось снова сводить их вместе.
– Он сделал это, потому что хочет заставить меня с ним сотрудничать.
– Сотрудничать?
– Стонтон упомянул медальон и письмо – ты знаешь, о чем идет речь?
Челюсть Барнабаса отвисла, с багровых щек полностью сошла краска.
– Дядя? – резко бросила Марианна, когда он молча уставился на нее. – О каких письме и медальоне он говорил?
– Э-э-э… – Барнабас сглотнул и отважно встретил ее разгневанный взгляд. – Я не знаю?
– Это прозвучало, как вопрос, дядя.
– Нет, ну конечно, нет, – забормотал Фарнем. – Я определенно ничего об этом не знаю. Ты просто расстроила меня и обидела своими обвинениями.
Марианна воспользовалась уловкой Стонтона – молча уставилась на него, не произнося ни слова.
– Я твой дядя, – проговорил тот жалобно. – Клянусь, что говорю тебе только правду. Я ничего не знаю ни о каком письме и медальоне. Уж наверное ты скорее поверишь мне, чем какому-то чужаку?
Марианна долго смотрела в его слезящиеся глаза, потом устало вздохнула:
– Конечно, дядя.
Она не то чтобы солгала, но и правды не сказала. Но медальон и письмо волновали ее в последнюю очередь; вся ее жизнь рухнула за какие-то несколько минут. Дядя проиграл все деньги, которые она ему доверила.
– С чего вдруг у Стонтона такой интерес ко мне? К нам? – спросил Барнабас словно бы самого себя. Губы его встревоженно сжались, взгляд обратился внутрь.
Не дождавшись ответа от Марианны, он посмотрел в ее сердитые глаза.
– Ты не должна соглашаться на его требования. Я уверен, мы сумеем придумать способ, как вернуть деньги. Может, я мог бы…
– Забудь, – сказала она устало. Можно себе представить, какую кашу он заварит, если начнет что-нибудь придумывать. – Я сама обо всем позабочусь.
Она встала со стула и повернулась к двери.
– Но как? – воскликнул он ей вслед. – У тебя же нет денег… ну, кроме той лошади. Ты же никогда не покупала на свои заработки ни драгоценностей, ничего такого, что можно продать, моя дорогая.
О, у нее есть то единственное, что можно продать, – ее гордость.
Глава 7
Дверь распахнулась, и в гримерку ворвалась Сесиль, захлопнула створку и прислонилась к ней спиной.
– Марианна, сегодня он опять здесь.
Не требовалось спрашивать, о ком речь.
Марианна стиснула кусочек угля, которым подводила брови.
– Проклятье! – пробормотала она, глядя, как мелкие черные крупицы падают в баночки с белилами и румянами, стоявшие на туалетном столике.
– Ты меня слышала? – спросила Сесиль.
Попробуй не услышь, подумала Марианна, но предпочла оставить это замечание при себе.
– Его визит не имеет ко мне никакого отношения, – солгала она.
Темные глаза Сесиль уставились на Джозефину Браун, выступавшую сегодня перед Марианной.
Подруги не очень хорошо знали эту сдержанную, таинственную женщину, да и никто в цирке ее не знал. Джозефина просто однажды появилась на Ньюкасл-стрит, начала метать ножи и делала это до тех пор, пока Барнабас не обратил на нее внимание. Он тут же нанял ее, и она стала третьей большой достопримечательностью во время выступлений цирка.
Если на свете и существовал нож или меч, которым эта смертельно опасная женщина еще не владела, то Марианна об этом не знала.
Обычно Джозефина после своего выступления сразу же исчезала, избегая общения с другими артистами, но сегодня по какой-то причине задержалась в гримерке даже после того, как стерла с лица грим и сняла шокирующий черный костюм, в котором выступала: кожаные бриджи, превосходный фрак, рубашку и сапоги для верховой езды. Все это дополнялось черной кожаной маской, закрывавшей верхнюю половину лица. Особенно эффектно этот костюм смотрелся в сочетании с ее светлой кожей, бледно-серыми глазами и шелковистыми светлыми волосами.
И это не говоря об огромной черной птице, всюду ее сопровождавшей.
Ангус, ее ворон, был таким же спокойным и таинственным, как хозяйка. Эта пара была неразлучна, и Ангус принимал непосредственное участие в выступлении. Помимо прочего его выдрессировали держать игральные карты, пока Джо метала в них свои кинжалы.