Считал необходимым краткий курс гигиены, необходимый для будущей матери и хозяйки дома. Смело шёл вразрез со старыми институтскими правилами: приказал отпускать девочек на каникулы домой — не отрываться совсем от той жизни, какой они заживут после Смольного.
Да, с приходом К. Д. Ушинского многое изменилось, но по-прежнему не допускалась на выпускные экзамены публика — не тревожить застенчивых девиц; по-прежнему только самые лучшие и знатные из воспитанниц сразу приглашались ко двору (Юлии Варпаховской не было в их числе); по-прежнему перед выпускным балом получали медали и подарки: серебряные игольники, золотые серьги, чернильницы и табакерки, оправленные в золото. Что нужнее молодой выпускнице, решал Совет учителей: просто ли подарок на память или деньги на жизнь. Беднейшим девицам выдавалось пособие.
Среди «смолянок», а их к 1864 году было более 3 тысяч, попадались и писательницы, и учёные, и музыканты, и сёстры милосердия.
А потом появился донос. Ушинский обвинялся в безверии и политической неблагонадёжности. Царица не поверила — чушь, сама жизнь и деятельность Ушинского отметали всякие подозрения, но вот тут — внимание — колорит века: «...сам факт доноса произвёл на него впечатление потрясающее. Он тут же подал в отставку, не смог больше работать...» А в семидесятом году скончался на 46-м году жизни!
«Я желал бы от всей души, — говорил перед выпускницами Константин Дмитриевич, — чтобы на моей родине развивалась в русской женщине наклонность и умение самой заниматься первоначальным воспитанием и обучением своих детей. Я желал бы, чтобы русская женщина, испытав глубокое наслаждение самой учить и развивать своего ребёнка, не уступала этого наслаждения никому без крайней необходимости».
С того момента, как генерал Варпаховский подал прошение в царскую канцелярию об участи дочки, жизнь Юлии Петровны круто повернулась.
Но можно поставить вопрос и по-другому: какой след в душе маленькой девочки может оставить дальняя дорога к чужим людям, отрыв от матери и привычного детского мира, отсутствие ласки и вживание в чужую, чуждую коллективную среду? Всякое закрытое заведение несёт серьёзное испытание, а иногда и надлом для личности. И не эти ли кофейные, голубые и белые стены целый год, одни они, приучили её быть замкнутой, сдержанной на всю оставшуюся жизнь?
Но, как бы там ни было, образование Юлия Петровна получила блестящее, вот только своих детей у неё не было.
Она и стала сестрой русским солдатам.
ЭТЮД О ТРЁХ БАРОНАХ
«Сам я по медицинской части в Твери. Там
имею свой дом, застрахованный. В августе
1858 года спросил меня сам император:
«По-прежнему ли дурны женские больницы?»
Отвечаю: «Совершенно переустроены».
«1860 год. Учреждено Общество восстановления
православного христианства на Кавказе под
покровительством императрицы Марии Александровны».
Скорее всего, V часть родовой книги Псковской губернии постигла та же участь, что и VI часть Смоленской и Могилёвской губерний (где записано дворянство Варпаховских) — во всяком случае, мне не удалось их разыскать, а Брокгауз и Ефрон этими книгами не пользовались.
«Вревские — русский баронский род, происходящий от вице-канцлера князя А. Б. Куракина (1752—1818) и получивший наименование от Вревского погоста Псковской губернии[6]
.Грамотой австрийского императора Франца I в 1808 году Борис, Степан, Мария (дети Куракина. —
Бароны Вревские записаны в V часть родовой книги Псковской губернии».
В Пушкинском Доме сохранился генеалогический чертёж (явно неполный) Вревских — не баронов. Там три мужских имени, к Куракину отношения не имевших; чины не громкие: один полковник, другой камер-юнкер. По годам намного старше детей Куракина. Самостоятельная приличная фамилия и семья; проживали явно в Псковской губернии. Уж не их ли сестрица или племянница матушка Вревских-баронов? Не исключено.
В Историю приходят разными путями. Из шести новоиспечённых баронов особенно отличились трое. Один тем, что был женат на исторической особе, второй — неудачной битвой в Крымской войне, а третьему поставили памятник на Кавказе. Именно они представляют теперь род Вревских, да ещё Юлия Петровна.