— Он сказал, что позволить личным суждениям слегка влиять на служебные обязанности — это все равно что слегка забеременеть: последствия очень скоро выйдут из-под твоего контроля.
Форкосиган расхохотался. — Капитан Негри весьма многоопытный человек. Но знаете, что я вам скажу? Иной раз и он сам выносит личные суждения.
— Но ведь служба безопасности проанализирует там все до последней молекулы. Методом исключения они все равно выйдут на нас. Как только кому-нибудь придет в голову усомниться в моей честности, все будет кончено.
— Рано или поздно так и произойдет, — согласился Форкосиган. — Сколько времени у нас в запасе, по вашим подсчетам?
— Они закончат обыск корабля уже через несколько часов.
— Стало быть, вам просто нужно направить их усилия в другое русло. Расширьте сферу поиска: разве за время между смертью Форратьера и установлением кордона службы безопасности от флагмана не отлетали какие-нибудь корабли?
— Да, их было два, но…
— Хорошо. Используйте ваше имперское влияние. Предложите любое содействие, какое вы, как доверенное лицо капитана Негри, можете предоставить. Почаще упоминайте имя Негри. Выдвигайте предположения. Советуйте. Сомневайтесь. Лучше не пытайтесь угрожать или давать взятки, это слишком прямолинейно — хотя возможно, что придется прибегнуть и к этому. Раскритикуйте их методы, устройте так, чтобы записи исчезли… словом, делайте все, чтобы замутить воду. Дайте мне сорок восемь часов, Иллиан. Это все, о чем я прошу.
— Все? — возмутился Иллиан.
— Ах, да. Постарайтесь устроить так, чтобы доступ в мою каюту имели только вы один — сами приносили еду и так далее. И попытайтесь пронести пару дополнительных порций.
Как только лейтенант удалился, Форкосиган позволил себе слегка расслабиться. Он повернулся к Корделии с грустной и смущенной улыбкой:
— Рад вас видеть, леди.
Она улыбнулась в ответ, небрежно отдав честь.
— Надеюсь, я не слишком сильно испортила вам жизнь. В смысле, тебе лично.
— Ничуть. На самом деле, твое вмешательство чрезвычайно все упростило.
— Восток это запад, верх это низ, а арест по подозрению в том, что ты перерезал глотку своему шефу, упрощает ситуацию. Похоже, я на Барраяре. Я так понимаю, ты не собираешься объяснять мне, что тут происходит?
— Нет. Но теперь я наконец понял, отчего в барраярской истории было столько сумасшедших. Они были не причиной, а следствием.
Он вздохнул и заговорил тихо, почти шепотом:
— Ох, Корделия. Ты даже не представляешь, как сильно я нуждался в том, чтобы рядом со мной был хоть один нормальный, чистый человек. Ты — словно вода в пустыне.
— А ты выглядишь… ты вроде похудел. — Он выглядел, подумала она, постаревшим лет на десять со времени их последней встречи. Всего полгода назад.
— Ох, Господи. — Он провел рукой по лицу. — О чем я думаю? Ты, должно быть, совсем вымоталась. Хочешь чего-нибудь? Тебе, наверное, надо выспаться.
— Не уверена, что смогу сейчас заснуть. А вот душ принять не помешало бы. Я не стала включать его в твое отсутствие — на случай, если работает слежение.
— Разумно. Что ж, валяй.
Корделия потерла рукой онемевшее бедро, где черная ткань брюк была липкой от крови.
— Э-э… у тебя не найдется для меня какой-нибудь одежды? Эта вся перепачкалась. И потом, это одежда Форратьера. От нее несет безумием.
— Точно. — Тут его лицо потемнело. — Это твоя кровь?
— Да, Форратьер играл в хирурга. Мне не больно. У меня там нет нервов.
— Хм. — Форкосиган слегка улыбнулся, потирая шрам на подбородке.
К вящему изумлению Корделии он извлек из ящика астроэкспедиционную форму, оставленную ею на борту «Генерала Форкрафта» — отстиранную, заштопанную, выглаженную и аккуратно сложенную.
— Ботинок я с собой не захватил, да и знаки отличия устарели, но, думаю, сойдет и так, — невозмутимо заметил Форкосиган, передавая ей сверток.
— Ты сохранил мою одежду?
— Как видишь.
— Боже правый. Но… почему?
Он с горечью сжал губы.
— Ну… это было единственное, что ты оставила. Если не считать катера, брошенного твоими людьми там, на планете — но из него вышел бы довольно неудобный сувенир.
Пытаясь скрыть внезапное смущение, Корделия провела рукой по бежевой ткани. Но прежде чем скрыться в ванной с одеждой и аптечкой, она вдруг выпалила:
— Я все еще храню дома барраярскую форму. Завернутой в бумагу, в ящике. — И подтвердила свои слова решительным кивком. Его глаза вспыхнули.
Когда она вышла из ванной, в каюте было полутемно и по-ночному тихо, свет горел лишь над столом, где сидел Форкосиган, изучавший за компьютером содержание какого-то диска. Корделия запрыгнула на кровать и снова уселась по-турецки, шевеля пальцами ног.
— Что это там у тебя?