Барракуда

– Аристократка. Во мне течет кровь нескольких поколений благородных конокрадов. Мои дед и прадед уводили только чистокровных жеребцов. Даже мой отец, неудачливый мошенник, старался быть лучшим в своем деле. А я осталась им верна, последняя в роду…

– Ты забавная.

– Очень забавная. Особенно когда говорю правду.

Этер не принял мое признание всерьез, а я и хотела, и не хотела, чтобы он поверил. Но его занимали только проблемы Этера-Карадока, а не чужие биографии.

– То есть ты все знаешь…

– Я переоделась для розыгрыша. А что я должна знать?

– Никого не заметила возле дома?

– Естественно, заметила. Какая-то странная живность шатается у ворот.

– Именно.

Избегая моего взгляда, Этер смущенно пробормотал, что у дома прохлаждается личность, подосланная его папашей. Папик разгневан дружбой сына с молодым поляком. Папика вообще беспокоит общение сына с интернациональным табуном студентов, но на поляков у него особенная аллергия. Папик у нас сноб и активно открещивается от предков.

Позже я сообразила: старый Станнингтон и сам не понимал, что его неприязнь к польским предкам объясняется не столько идеалами американского истеблишмента, сколько желанием утаить от сына правду о его происхождении.

А вот на молодого Бея Оскерко старик отрастил не то что зуб – клычище, так как считал, что именно он или его папаша-адвокат рассказал Этеру об убогом братце. Правда, потом богатей узнал обо мне…

– Чудовище, – заключил Этер повесть о своем родителе.

Я с облегчением перевела дух. Стало быть, рыло в подворотне – не легавый, а обычный топтун из какого-нибудь частного агентства. Знай я старшего Станнингтона как следует, не радовалась бы. А тогда я просто почуяла богатую добычу. Отличный случай для красивого трюка. Давно мы ждали такого фарта. Мечтали о нем весь парижский период после венской драчки.

– Предков не выбирают, их судьба дает, – утешила я Этера, полностью разделяя представление папаши об этом сопляке.

– Он заблокировал мой счет.

Этер выплюнул последнее признание, как кость из горла.

Бедняжечка! Папочка отобрал у малыша соску.

Я предложила Этеру одолжить денег, он отшатнулся, словно по морде получил.

– Никогда больше не говори таких вещей! – возмутился он, гордость перла изо всех щелей.

– Знаешь, что делал король Наваррский, когда навара у него было с гулькин нос, одни виды на французскую корону?

– Не знаю, – мрачно буркнул Этер.

– Он рассылал банкирам подписанные им векселя. Кто-то возвращал, а другие отстегивали бабки.

– Никогда в жизни!

Он снова раздулся от гордости. Моя практичность разбилась об очередной принцип юного богача. Лучше он пойдет грузить уголь или мыть посуду в забегаловке!

Ну и флаг тебе в руки да банку с краской! Интересно, сколько ты выдержишь? Может, надуманные проблемы отпадут сами собой, когда появятся настоящие? Так я рассуждала про себя. Выносливый и упрямый, Этер мерился силами с вагонами угля на Сен-Лазар – для заработков и назло папаше. И ни на грош своих фанаберии не утратил.

Перебрался к своим приятелям, роскошную хату попытался сдать внаем, но в ту жуткую зиму ни один конь в пальто не пришел смотреть квартирку-люкс. Вся честная компания бедствовала. Я оценила ситуацию и поняла, что пора выходить на сцену, иначе Этеру, его друзьям и домашним тараканам придет полный гнездец.

– Почему ты не хочешь познакомиться с моими друзьями? – Ему не терпелось продемонстрировать меня своим студентикам.

Еще чего, морда – мой самый ценный капитал!

– Мне следует держаться в тени, иначе не смогу отвлекать от тебя внимание наемников твоего папаши.

Это был серьезный аргумент, и почти правда.

Теперь мои маскарады стали обязательны. У меня волосы на голове вставали дыбом при мысли, что может случиться, если разведка папаши выследит меня до самой Ванессы. К тому же я занималась подготовкой к охоте. Надо было спешить, я же не знала, сколько времени Станнингтон-старший проведет в Париже.

Я пошла в Марэ.

– Девочка, что стряслось?! – перепугался Принц.

Я не показывалась в их районе с тех пор, как перестала существовать Лица Милович. Встречались мы в арабской столовке, где ежедневно с полудня Принц по доступной цене давал мошенникам юридические консультации.

На сей раз у меня не было времени ждать, и я пошла в их подвальчик. Консьержки я не боялась. В собственной шкуре с небольшой ретушью я ничем не напоминала Лицу Милович, смотрелась скорее итальянским подростком.

– Для вас есть работа. А меня можешь звать Микеланджело.

Так именовался четвертый, самый младший ребенок домработницы Этера, синьоры Оверолы, итальянской мамаши французского гражданина.

– Парижанин! – Синьора Оверола гордо потрясла сосунком, когда впервые после родов пришла убираться к Этеру. – Вы только посмотрите, синьорина, – восторгалась она, – достаточно того, что он появился на свет на этой земле. Ему никогда не придется умолять в префектуре, как его маммине, чтобы продлили разрешение на работу! Он не будет бояться, что каждые полгода придется обивать пороги!