С того вечера прошло чуть больше четырех месяцев. Кристина поступила на вечернее отделение (и правильно сделала: будущий журналист должен быть в гуще событий, познавать жизнь в реалиях, а не в аудитории), получила четыре аванса и три зарплаты, повидала знаменитостей, начала осваивать профессию — в общем, недаром Макарона ей обзавидовалась. А вчера… И какой придурок придумал этот чертов День милиции! До шести все шло, как по маслу. «Тьфу ты, черт, вода ледяная — так и заболеть недолго. Хотя лучше заболеть и умереть, чем жить с позором!» — но водичку все же подтеплила. А в шесть, после съемки, когда она отмечала пропуска актерам, подвалил Гоша Балуев. Приятный парень, умница, учится во ВГИКе на киноведа и работает в «Экране» давно, уже целый год.
— Криська, мы тут собираемся ментовский день отметить. Ты как?
— Ой, Гоша, спасибо, но неудобно как-то. Я…
— Да брось! — перебил Гошка. — Неудобно, когда оператор слепой, а актер глухой. Да и то, после первой — все тип-топ. Гони трояк. От коллектива, Окалина, отрываться — гиблое дело, особенно, в начале трудового пути.
Этого намека оказалось достаточно, и она согласилась. Тем более, что среди избранных обещали быть редактор Элеонора Андреевна, милая, интеллигентная женщина лет тридцати, и ассреж Оля, к которой Кристина испытывала симпатию и хотела бы с ней подружиться. Сначала все было замечательно. Заглянул даже сам Ордынцев. Посидел с ними минут десять-двадцать и ушел. Вернее, ушли, потому что вместе с ним отбыла и прекрасная Элеонора, действительно, красавица, хотела бы Кристина быть такой. После их ухода Ольга многозначительно закатила глаза, давая понять, что между режиссером и редактором что-то есть. Скорее всего, это чушь, потому что умные люди работу и флирт не смешивают, а они умницы — и слепому видно. Но даже если так, Кристине никакого дела до этого нет. Непорядочно рыться в чужом белье и лезть в чужие души. Итак, они остались вчетвером — Гоша, Ольга, оператор Фима Рудкович и Кристина. Выпивки еще оставалось (и немало, если честно), а вот бутерброды закончились, и Гошка вызвался сбегать в бар — прикупить пару-тройку. Она воспользовалась минуткой и засобиралась домой. Было уже где-то около девяти.
— Ты куда? — изумилась Хлопушина.
— Я пойду, Оль. В десять родители будут по междугородке звонить, надо быть дома.
— С ума сошла? Ты же работаешь! Взрослый, самостоятельный человек — какие родители!
— Правда, Кристина, так хорошо расслабляемся, — добавил Фима. — Работа у нас адова, когда еще выпадет такая возможность? Сама видишь: пашем без продыху, как проклятые.
Кристина остановилась в нерешительности. И правда, кто дома? Никого, даже собаки, чтобы выгулять. Телефонный звонок? Ерунда, перезвонят. Она же работает, в конце концов, не баклуши бьет. Может и задержаться. Ольга потянула молодого помрежа за рукав.
— Садись, Окалина, не порть нам кайф! Сейчас Гошка притащит из бара закусон и выпьем за тебя. Ты у нас, между прочим, новенькая. Новее тебя в «Экране» — никого.
— И. симпатичнее, — добавил Фима.
— И моложе, — весело подхватила Оля.
Ну что с ними поделаешь! Спорить с двумя умными людьми? Опытными, знающими, ассами в своей профессии. Она же видела на отсмотре, какие кадры выдает тихий и неприметный с виду Рудкович — не хуже Урусевского. И Оля — мастер высокого класса, недаром Ордынцев трясется над своим ассистентом, поговаривают даже, во вторые режиссеры собирается перетащить. Хотела бы Кристина, чтобы ее так ценили! Да с ними просто молча посидеть — ума набраться. А уж поговорить — и вовсе академиком станешь. А ей, между прочим, надо учиться, учиться и учиться, как долбил великий вождь. И в данном случае, картавенький был абсолютно прав. Да и глупо ломаться, с первых же дней противопоставлять себя коллективу. Она бросила на спинку стула куртку и присела рядом с Олей.
— Давай-ка, Окалина, выпьем за тебя. За твою удачу, за будущие нетленки и творческий успех!
— Не забывай нас, грешных, когда станешь знаменитой, — улыбнулся Фима.
И будущая знаменитость не устояла, поднесла ко рту этот чертов стакан.
— До дна, до дна! — затараторили наперебой искусители.