Барракуда forever

– В общих чертах здесь сказано, что все выразили согласие и никаких споров не было.

– Совершенно верно, – произнес Наполеон. – Все остались довольны, и вообще все прошло удачно.

– Для тебя – возможно, – заметил отец. – А вот для Жозефины… Я не уверен, что…

– Брось! Что ты в этом понимаешь? Ладно, давай читай остальное.

– Вроде все в порядке, всякие технические подробности касательно…

– Короче! – скомандовал Наполеон.

Отец пробежал последние строки.

– Знаешь, что судья приписал в конце карандашом? Смотри не упади! “Удачи!”

– Симпатяга он, этот судья, – сказал дед. – Я почувствовал, что между нами установился контакт. Я чуть было не пригласил его на кружечку пива.

Наполеон забрал бумаги из рук отца.

– Этот документ я вставлю в рамку и повешу в туалете. Чтобы отметить начало новой жизни.

Он сунул мне под нос бумажные листки:

– Смотри, Коко, это же как диплом! Мой первый диплом. Я повешу его рядом с Рокки.

Он улыбался. Его голубые глаза блестели, на лицо падала прядь густых волос безупречно белого цвета. Я восхищался его беззаботностью. Восхищался его юношеским взглядом в окружении мелких морщинок. Он всегда сжимал кулаки, даже когда для этого не было повода.

– Раз ты доволен, тем лучше, – сказал отец. – Я знаю, что ты не любишь, когда вмешиваются в твои дела, и что тебя не интересует мое мнение, но я считаю, что с матерью ты перегнул палку. Ну вот, я сказал и больше к этому возвращаться не стану.

– Ты абсолютно прав, – произнес Наполеон.

Глаза отца удовлетворенно заблестели, но тут Наполеон добавил:

– Ты вдвойне прав: я и правда не люблю, когда вмешиваются в мои дела, и твое мнение меня точно не интересует.

Наполеон повернулся ко мне и спросил:

– Cu vi ne taksas lin cimcerba? (Дурацкий разговор, тебе не кажется?)

Я только чуть заметно улыбнулся.

– Леонар, что он сказал? – спросил отец.

– Да так, ничего, – ответил я. – Он говорит, что с твоей стороны все-таки мило так о нем беспокоиться. И он тебе благодарен.

Улыбка, осветившая лицо отца, мгновенно наполнила меня мрачной и нежной грустью. Мать крепко обняла его за плечо.

– В конце концов, так оно и есть! – проворчал дед, пожав плечами.

* * *

На следующий день у меня появился новый знакомый – Александр Равчиик. С двумя “и”, сразу же уточнил он. Он дорожил этими двумя “и” так же, как я – шариками, подаренными Наполеоном и спрятанными у меня в ранце. Александр носил причудливый картуз из меха, кожи, бархата и даже перьев, который он почтительно, словно рыцарский шлем, водружал на вешалку в коридоре. Этот странный предмет меня завораживал.

Александр был застенчивым, грустным и необщительным: это отдаляло его от одноклассников, но немедленно вызвало во мне симпатию. Спустя всего пару часов после знакомства я с удивлением обнаружил, что считаю его своим лучшим другом. Может, я просто обрадовался тому, что нашел товарища, похожего на меня, того, с кем можно всем поделиться? А может, шарики Наполеона обладали какой-то магией? Загадка. Как бы то ни было, вера в собственную непобедимость вскружила мне голову, и я предложил Александру сыграть партию в шарики. Не сомневаясь, что сейчас приумножу полученные в дар сокровища, я выставил шарики Наполеона.

И увидел, как они один за другим исчезают в карманах моего нового друга. Надеясь отыграться, я снова и снова вытаскивал шарики из полотняного мешочка: должна ведь и мне выпасть удача. Но ничего не получалось, какой-то злой гений уводил в сторону мой шарик, и он в последний миг неизменно пролетал мимо цели.

Александр рассеянно, механически забирал свой выигрыш, даже не глядя на меня. Шарики издавали тихий стук, опускаясь на дно его кармана, раздувавшегося на глазах. Я говорил себе, что пора остановиться, что я все проиграю, но всякий раз моя рука словно помимо воли погружалась в мешочек и вытаскивала очередной шарик. Мой приятель отличался дьявольской ловкостью, а все его движения – точностью опытного снайпера.

Сначала ушли самые неказистые, потом – слишком блестящие, наконец – самые ценные шарики. В один день я потерял все свое богатство.

– Ну все, у меня больше ничего нет, – признался я.

Как ни странно, я совершенно не сердился на Александра. Ведь я же сам растратил то, чем так дорожил.

Сердце мое было так же пусто, как ранец, и по пути домой я едва сдерживался, чтобы не расплакаться. Что на меня нашло? Зачем мне понадобилось играть до последнего? А теперь слишком поздно.

Глава 5

На следующий день после трагедии с шариками дед заявил мне:

– Итак, Коко, я назначаю тебя моим адъютантом. Леонар Бонер – мой адъютант. Вот, теперь это официально.

– Жду ваших приказаний, мой император! – отчеканил я, как настоящий солдат, и вытянулся по стойке “смирно”.

– В атаку на перегоревшие лампочки! Чтобы яснее видеть будущее. Как думаешь, Коко?

– Это правильно.

Я держал табурет, на который он взобрался, чтобы выкрутить лампочку.

– Дедушка, ты точно отключил ток?

– Не волнуйся, Коко. И не зови меня дедушкой.

– Хорошо, дедушка. Я волнуюсь, потому что не хочу, чтобы с тобой случилось то же, что с Клокло[1].