Барракуда forever

— В общих чертах здесь сказано, что все выразили согласие и никаких споров не было.

— Совершенно верно, — произнес Наполеон. — Все остались довольны, и вообще все прошло удачно.

— Для тебя — возможно, — заметил отец. — А вот для Жозефины… Я не уверен, что…

— Брось! Что ты в этом понимаешь? Ладно, давай читай остальное.

— Вроде все в порядке, всякие технические подробности касательно…

— Короче! — скомандовал Наполеон.

Отец пробежал последние строки.

— Знаешь, что судья приписал в конце карандашом? Смотри не упади! “Удачи!”

— Симпатяга он, этот судья, — сказал дед. — Я почувствовал, что между нами установился контакт. Я чуть было не пригласил его на кружечку пива.

Наполеон забрал бумаги из рук отца.

— Этот документ я вставлю в рамку и повешу в туалете. Чтобы отметить начало новой жизни.

Он сунул мне под нос бумажные листки:

— Смотри, Коко, это же как диплом! Мой первый диплом. Я повешу его рядом с Рокки.

Он улыбался. Его голубые глаза блестели, на лицо падала прядь густых волос безупречно белого цвета. Я восхищался его беззаботностью. Восхищался его юношеским взглядом в окружении мелких морщинок. Он всегда сжимал кулаки, даже когда для этого не было повода.

— Раз ты доволен, тем лучше, — сказал отец. — Я знаю, что ты не любишь, когда вмешиваются в твои дела, и что тебя не интересует мое мнение, но я считаю, что с матерью ты перегнул палку. Ну вот, я сказал и больше к этому возвращаться не стану.

— Ты абсолютно прав, — произнес Наполеон.

Глаза отца удовлетворенно заблестели, но тут Наполеон добавил:

— Ты вдвойне прав: я и правда не люблю, когда вмешиваются в мои дела, и твое мнение меня точно не интересует.

Наполеон повернулся ко мне и спросил:

— Cu vi ne taksas lin cimcerba? (Дурацкий разговор, тебе не кажется?)

Я только чуть заметно улыбнулся.

— Леонар, что он сказал? — спросил отец.

— Да так, ничего, — ответил я. — Он говорит, что с твоей стороны все-таки мило так о нем беспокоиться. И он тебе благодарен.

Улыбка, осветившая лицо отца, мгновенно наполнила меня мрачной и нежной грустью. Мать крепко обняла его за плечо.

— В конце концов, так оно и есть! — проворчал дед, пожав плечами.

* * *

На следующий день у меня появился новый знакомый — Александр Равчиик. С двумя “и”, сразу же уточнил он. Он дорожил этими двумя “и” так же, как я — шариками, подаренными Наполеоном и спрятанными у меня в ранце. Александр носил причудливый картуз из меха, кожи, бархата и даже перьев, который он почтительно, словно рыцарский шлем, водружал на вешалку в коридоре. Этот странный предмет меня завораживал.

Александр был застенчивым, грустным и необщительным: это отдаляло его от одноклассников, но немедленно вызвало во мне симпатию. Спустя всего пару часов после знакомства я с удивлением обнаружил, что считаю его своим лучшим другом. Может, я просто обрадовался тому, что нашел товарища, похожего на меня, того, с кем можно всем поделиться? А может, шарики Наполеона обладали какой-то магией? Загадка. Как бы то ни было, вера в собственную непобедимость вскружила мне голову, и я предложил Александру сыграть партию в шарики. Не сомневаясь, что сейчас приумножу полученные в дар сокровища, я выставил шарики Наполеона.

И увидел, как они один за другим исчезают в карманах моего нового друга. Надеясь отыграться, я снова и снова вытаскивал шарики из полотняного мешочка: должна ведь и мне выпасть удача. Но ничего не получалось, какой-то злой гений уводил в сторону мой шарик, и он в последний миг неизменно пролетал мимо цели.

Александр рассеянно, механически забирал свой выигрыш, даже не глядя на меня. Шарики издавали тихий стук, опускаясь на дно его кармана, раздувавшегося на глазах. Я говорил себе, что пора остановиться, что я все проиграю, но всякий раз моя рука словно помимо воли погружалась в мешочек и вытаскивала очередной шарик. Мой приятель отличался дьявольской ловкостью, а все его движения — точностью опытного снайпера.

Сначала ушли самые неказистые, потом — слишком блестящие, наконец — самые ценные шарики. В один день я потерял все свое богатство.

— Ну все, у меня больше ничего нет, — признался я.

Как ни странно, я совершенно не сердился на Александра. Ведь я же сам растратил то, чем так дорожил.

Сердце мое было так же пусто, как ранец, и по пути домой я едва сдерживался, чтобы не расплакаться. Что на меня нашло? Зачем мне понадобилось играть до последнего? А теперь слишком поздно.

Глава 5

На следующий день после трагедии с шариками дед заявил мне:

— Итак, Коко, я назначаю тебя моим адъютантом. Леонар Бонер — мой адъютант. Вот, теперь это официально.

— Жду ваших приказаний, мой император! — отчеканил я, как настоящий солдат, и вытянулся по стойке “смирно”.

— В атаку на перегоревшие лампочки! Чтобы яснее видеть будущее. Как думаешь, Коко?

— Это правильно.

Я держал табурет, на который он взобрался, чтобы выкрутить лампочку.

— Дедушка, ты точно отключил ток?

— Не волнуйся, Коко. И не зови меня дедушкой.

— Хорошо, дедушка. Я волнуюсь, потому что не хочу, чтобы с тобой случилось то же, что с Клокло[1].