Столь глубокие потрясения в культурной жизни Барселоны частенько не ощущались в затянутых плюшем гостиных Эйшампле, в хороших семьях среднего класса. Здесь царил культ спокойствия, а не модернистской взвинченности. Глава семьи, назовем его сеньор Пуиг, безраздельно властвовал в семейном курятнике. Даже в таком крупном и развитом городе, как Барселона, ностальгия по патриархальному быту была столь сильна, что слово отца, к тому же подкрепленное наказами святого Петра и вообще церковью, имело огромный вес. Дом — метафора и оплот каталонского консерватизма, остров, готовый обороняться от любых перемен. Дом, безусловно, поручался жене, исполнявшей священную функцию матери, няньки, полицейского, «Господа Бога». Ее сфера — дом, дети, церковь и еще небольшой театрик светской жизни. Только в рабочих семьях женщины по определению работали. Вообще же у женщины могло быть лишь одно предназначение: замужество, а затем рождение и воспитание наследников. Большинство браков в хорошем обществе были запланированными. Романтическая любовь — больше для романов, чем для реальной жизни, развод невозможен, добрачная девственность ревностно охранялась. Девушек выдавали замуж рано, за людей вдвое старше. Любовь могла прийти позже или не прийти вовсе — как получится. Женщина после тридцати уже не имела надежд выйти замуж. Для поклонников девушки ее отец был Цербером. Он все время держался настороже, опасаясь осквернения своего сокровища каким-нибудь авантюристом или охотником за приданым. Мечтой сеньора Пуига было как можно скорее привести дочь — бедное и беззащитное суденышко с третью состояния на борту — в чужую гавань. До того как это случится, девушку держали за семью замками и сдували с нее пылинки. В 1907 году, когда журнал «Илюстрасао Катала» опубликовал фотографию супруги барона Квадраса и его дочери в гостиной их нового дома, построенного Пуигом-и-Кадафалком на Виа Диагональ, под фото стояла вполне серьезная, без всякой иронии, подпись: «Очаровательная Мария Квадрас, нежный цветок среди других цветов, живых и каменных, со своей достойнейшей матерью баронессой освещают своими улыбками великолепие интерьера, в котором живет и дышит во всем своем разнообразии каталонское искусство».
Тем не менее в положении женщин намечались некоторые перемены. Все менялось очень медленно, имелась опасность переоценить сдвиги, однако те и вправду наблюдались. На выставке 1888 года широко использовался женский труд, и это помогло преодолеть ужас, испытываемый буржуазным обществом перед работающими женщинами (при этом оплату им не повышали, они по-прежнему зарабатывали гораздо меньше мужчин). По крайней мере, указывали либеральные моралисты, у женщин, занятых в лавке, торгующих мануфактурными товарами, меньше шансов пойти в проститутки. Их более обеспеченные сестры тоже начинали потихоньку смотреть «на сторону». Занимаясь благотворительностью, они теперь не чувствовали себя оторванными от реальной жизни, хотя их деятельность не слишком улучшала положение тех, кому они пытались помочь. Дамы ходили на концерты. Возможно, матери довольствовались тем, чтобы покорно оставаться в тени, носить кринолины и юбки с фижмами, когда их вывозили на балы или в оперу, будто они не люди, а парадные портреты или предметы обстановки. Но наша сеньора Пуиг уже была чуть подвижнее. Она начала носить готовую одежду более простого покроя. Ее костюм-тройка (жакет, блузка и юбка), каким бы неуклюжим он нам теперь ни казался, был гораздо проще и удобнее одежды, которую носило предыдущее поколение. Кроме того, он был сшит на машинке, и его можно было приобрести в магазине. Сначала довольно робко, всегда в экипажах, дамы стали вливаться в поток гуляющих по Пассейч де Грасиа. Они не сидели в кафе, но ходили по магазинам. Чтобы предохранить себя от слишком грубого контакта с окружающим миром, они были весьма серьезно экипированы. Даже летом, пишет Рафаэль Пуже, чьи воспоминания о городе 1890-х годов включены Хосепом Пла в книгу «Сеньор из Барселоны», «они выглядели, как сторожевые будки в детских колясках».