Барселона. Проклятая земля

Фродоин ощущал свинцовую тяжесть в желудке. Вместе с Сервусдеи он провел несколько дней в архиве, в подвале епископского дворца, где трудились каноники и писцы. Среди вороха рукописей они разыскивали свидетельства собственности на земли епископата, и Фродоин понял свою ошибку. Значительная часть церковных земель была невозделана или разорена сарацинами. Оливковые рощи, виноградники и сады представляли собой кучки обугленных стволов, колодцы стояли отравленные или закопанные, мельницы были разрушены. Из списков рабов и сервов пришлось вычеркнуть половину – кто-то погиб, кто-то пропал. Без монетного двора и торговли податей горожан едва хватало на содержание епископата. Строительство нового собора оплачивать было нечем.

Не лучше обстояли дела и с богослужением. Во многих приходах священника не было вовсе или крестьяне выбирали священником одного из своих, бывало что неграмотного, женатого и с детьми. Мессы такого проповедника являли собой смесь бессмысленных слов и движений, если не были настоящей ересью. За неимением вина освящали молоко или причащали прихожан овощами. Жители некоторых долин вернулись к языческим культам – там десятилетиями не слышали слова Божьего. Феодалы заводили собственные церкви, священником ставили кого-то из родни, а потом собирали десятину и плату за таинства, не спрашивая дозволения епископа.

Сервусдеи был в ужасе. Ситуация оказалась хуже, чем ему рассказывали в Нарбонне. К тому же надвигалась зима. После первых заморозков колоны уже не смогут посеять пшеницу даже на тех наделах, что пригодны для пахоты.

Фродоину было почти нечего предложить этим людям. Он завлек их на дорогу к земле обетованной, воображая себя Моисеем. Колоны терпели лишения и теряли близких, а получали в итоге клочок пустой неродящей земли. Епископ находился на распутье, и город требовал, чтобы он принял решение: отослать колонов обратно или предоставить их собственной участи.

– А чего вы ожидали, епископ?

Виконт, сидевший на другом конце стола, смотрел на него снисходительно. Он уважал упрямство нового прелата, но при этом Фродоин оставался еще одним франком, который верит, что их можно спасти.

– Сунифред, я обещал им будущее!

– Ну тогда сделайте наделы меньше и раздайте им! – огрызнулся Нантигис. Он был самым влиятельным членом совета и не собирался ни в чем поддерживать епископа, пока тот не выразит хотя бы намерение предоставить его семье торговые привилегии.

Фродоин наградил старика презрительным взглядом и подумал о Годе, которую не видел все эти дни. Говорили, что это муж не выпускает ее из дворца, но Фродоин знал, что дело не в муже. Он помнил пламя в ее зеленых глазах. Нантигис обладал лишь той властью, которую она сама ему предоставляла. С другой стороны, Года была женщина разумная и знала, как соблюсти приличия. Фродоин заставил себя сосредоточиться на важном вопросе.

– Чтобы прокормить семью, нужен целый манс[15], – мрачно сообщил он. – У епископата земли на всех не хватит.

– Простой народ голодает, но всегда выдерживает. Они готовы мириться с нищетой.

– Они свободные поселяне, а не сервы! Как смогут они закрепиться здесь, не имея даже самого необходимого?

– Закрепиться? – Старик презрительно рассмеялся. – Вы говорите как моя жена. Не портите свой cursus honorum ради кучки голодранцев. Собирайте подати со всех земель железной рукой и постройте нам собор – ради этого вы сюда и пришли.

– Может статься, Нантигис прав, – заметил Сунифред. Он не хотел оскорблять епископа, но и обнадеживать тоже не хотел. Истинная его задача – это забота о душах. – А кто пожелает уйти – пусть уходит.

Никто не хотел тратить время на болтовню, а поскольку епископ не раскрывал рта, собрание решили закончить. Колонам не нашлось места в Барселоне. Прежде чем покинуть зал, Нантигис подошел к Фродоину:

– Вы молоды и сметливы. Исполняйте свои обязанности и не мешайте никому, и тогда в один прекрасный день вы станете архиепископом Нарбоннским или подниметесь к самому двору.

Фродоин пришел в ярость. Этот сгорбленный старикашка обладает властью благодаря месту в совете и дружбе с графом Гунфридом. Крестьяне берут в аренду его землю ради пропитания, а если по каким-то причинам не могут вовремя расплатиться, их лишают наделов. И тогда, чтобы рассчитаться с долгом, крестьяне продавали себя, а цену устанавливали именно boni homines с Нантигисом во главе. Злоупотребляя своим положением, старик получал земли и деньги, которые снова пускал в оборот. Фродоин подождал, пока члены совета дойдут до дверей, а потом выкрикнул предложение, над которым они с Сервусдеи размышляли целую ночь. Он не собирался отступать при первой же трудности.

– Нужно предоставить колонам право на априсий!

Boni homines застыли на месте. Фродоин, пользуясь произведенным впечатлением, продолжил: