Барсук

— Позвони, что ли, их шефу. Мы же не можем все так оставить, все должно уже быть готово.

Говоря «их», Тереза Апельгрен имела в виду рабочих по земельным работам, занявших полдома оборудованием и горами материалов. Трех мужчин в ярко-желтых комбинезонах и экскаватор, которые должны переделать дренажную систему в их доме на склоне, построенном в 1970-х. С ремонтом тянули долго — на стенах подвала уже появились темные пятна от просочившейся влаги. Но сейчас ничего не происходит. Однажды утром рабочие просто-напросто перестали работать и так и не вернулись.

Сначала ему все нравилось. Экскаватор, как древний механический монстр, громко рычал дизельным мотором, мешая концентрироваться на работе. То и дело скрежетало и неприятно стучало, когда ковш протаскивали вдоль бетона, а иногда к нему в комнату проникали голоса рабочих. Но сейчас он с ней согласен. Снаружи сад выглядел как сцена из окопов Первой мировой войны. Разрытая земля, словно огромные навозные кучи, лежала на газоне. Вдоль фундамента, на той же стороне, что и главный вход на вершине склона, тянулся ров. Строители сколотили пару досок и превратили их в дорожку над раскопом, ведущим к входной двери.

Нельзя дальше так жить.

Он ощутил комок в горле и проглотил его, отпив вина. Он представил, как глотает микропластик с ногтей Терезы вперемешку с алкоголем. Неприятная смесь опустилась вниз, в пустую дыру в груди, где поселился страх. Он появился, когда Ян отправил черновик в издательство. Сомнения усиливались с каждым днем. Анника ответила на письмо лишь коротким «спасибо». Прошло уже несколько недель. Отчасти он даже надеялся на отказ, чтобы не нужно было больше думать о чужих ожиданиях по поводу новых книг о Турвале, но, с другой стороны, он не мог не беспокоиться о финансах.

Одновременно росла другая тревога. Тереза работала юристом по корпоративным вопросам и пахала больше, чем многие. Он привык, что она приходит домой поздно — так они всегда жили. Он знал, что в глубине души она хотела бы жить по-другому, но они оба смирились с ее поздними задержками в офисе, ведь именно она приносила семье основной доход.

Но объяснения стали неправдоподобными, иногда очевидно лживыми. В груди его поселились подозрения, и они, как запертые крысы, грызли его. Они заставляли его нюхать ее блузку в бельевой корзине наутро после поздней встречи. Блузка пахла потом и пеной после бритья. Он бросил ее в стиральную машину вместе с другой одеждой и стоял там, пока вода и порошок не смыли все доказательства. Грудь распирало от стыда. Как он вообще мог такое подумать о собственной жене?

Он медленно выдохнул пару раз, чтобы собраться с духом.

— Тереза, — начал он, выжидая, когда она на него взглянет.

— Я просто не успеваю, займись этим сам, — ответила она, глотнув вина. — Ты все равно дома крутишься.

— Ну, я тоже работаю, кстати говоря, — вздохнул Ян. — Но, конечно, я поговорю с ними. — Готовность испарилась, забрав с собой всю решимость.

— Отлично! Издательство еще не купило книгу? Было бы кстати. — Она посмотрела Яну в глаза, пока ставила бокал.

— Еще нет. Я работаю над другой вещью, пока жду.

— Надеюсь, это что-то, что можно продать.

Ян вздохнул.

— Я делаю все возможное.

Тереза бросила пилку на стол.

— Я просто говорю что думаю. Мы тут живем вдвоем, но сейчас, насколько я знаю, только я оплачиваю счета. Может, и хорошо, что дренажная система заморожена и нам пока не нужно думать об оплате.

— Я жду, когда ответит Анника.

Тереза закатила глаза.

— Ожидание — похоже, единственное твое дело. Кстати, не нравится мне эта Анника. У нее глаза как у коровы, никогда не думал?

— Нет. Но какая разница, что ты о ней думаешь, — она моя издательница. Не забывай, что она уже издала две книги. — Ян опустошил бокал, чтобы подавить вновь закипавшие сомнения. — Зачем ей отказываться от третьей?

— Ясно. — Тереза улыбнулась Яну, но без радости во взгляде. — Значит, скоро все разрешится, да? — Она убрала тарелку и ушла вниз. Под звуки доносившейся снизу мыльной оперы Ян поставил оставшуюся посуду в посудомойку.

— Черт! — тихо сказал он себе под нос и захлопнул дверцу. Презрение к себе росло, пока вода, клокоча, заполняла машину. Он совсем отчаялся. Жена, как все женщины в его жизни, предала его, а он не мог набраться смелости спросить, что не так.

Ян налил вина из коробки и спустился вниз. За высокими окнами комнаты отдыха виднелся сад, покрытый непроглядной тьмой. В лунном свете ели на опушке отбрасывали в небо колеблющиеся тени. Тусклый свет телевизора падал на траву, отражался в окнах и мерцал в отрешенных глазах Терезы. Ян на секунду задержался на нижней ступеньке, раздумывая, не начать ли разговор снова, но передумал и открыл дверь в кабинет.