Барсуки

– В писании сказано: если рука заболит, руку и отруби... – тихо сказал откуда-то из угла Юда, награжденный тотчас же общим смехом.

И последний раз подошел Мишка к Семену:

– Может, прямо разменять его, а? О чем допрашивать, дело ясное! – но уже видел: лошадь понесла, разбивая таратайку на бездорожьи. Губы Семена раздвинулись, обнажая влажный оскал зубов, зрачки расплылись. Мишка стоял в ожиданьи ответа, хмель его, казалось, прошел весь.

– Где его нашли?.. – резко и звучно крикнул Семен, оставаясь в тени.

– А вот Подпрятов нашел, – пальнул Петька Ад.

– Подпрятов! – вызвал Семен.

– Он до ветру побежал... – сообщил Юда, и все засмеялись. – Иди, тебя начальник кличет? – потопал Юда на входящего Подпрятова, и опять смех.

– Ты где его нашел? – начал с нарочным безразличием Семен.

– Брыкина-т? – скосил глаза на сидевшего на полу с закрытыми глазами Подпрятов Андрей. – Вышел я до ветру...

– Да с чего ж это ты все до ветру ходишь? Больной, что ли? – вставил унизительно для себя Семен, и, точно по сговору, барсуки ответили молчаньем на Семенову шутку.

– ...вышел до ветру, гляжу – чернота в снегу, за кустком, – продолжал Подпрятов, недовольный, что его прервали. – Подошел, человек. Я его тут пихнул ногой маленько, он тут и отвалился. Лежит – и все. Я взглянул, а это он и есть. Конечно, вонь тут от него...

– Вот, ребята... – начал Семен, держа бороду рукой.

– Земляки! – быстро прервал его Мишка Жибанда. – Может, нам его и без суда кончать?.. Кому суд, а кого и прямо на сук. Полевым судом его, а?

– Зачем! Обсудить надо, – сказал, сопя, Ефим Супонев. – Не горим ведь!

– Вот я и хочу сказать... – овладел вниманьем барсуков Семен. – Брыкин предатель, за то его и судим. А я предложил бы ему снисхожденье дать, раз он не бежал... – говоря, Семен старался поймать блуждавший теперь взгляд самого Егора.

– Ну, это уж совет зеленых атаманов порешит, – неуловимо дразня Семена, сказал Юда.

– Конешно, чего тама? – сказал бородач в углу.

– Миром! – сказал Прохор Стафеев.

– Не спеша, ребятки, надоть... не спеша! – егозливо выступил приятель бородача и зачем-то поплевал на руки.

– Допрос, значит, можно начинать, товарищи? – спросил Мишка.

– Да уж путлять нечего. Не ужинали еще, – сказал угрюмо Гарасим, и как только он сказал, все хором вздохнули.

– Начинай, – сказал Семен, а все сразу поняли, что и без Семенова позволенья все равно начался бы допрос.

Жибанда нагнулся к Брыкину и шевельнул его за плечо.

– Ну, встань, – сказал он спокойно. – Садись вот на обрубок, – и ждал, все еще согнувшись над Брыкиным.

Тот пошевелил головой и застыл в прежнем оцепененьи. Тогда Жибанда вскинул бровью, поднял Брыкина с пола и посадил на круглое комлевое полено, стоявшее посреди зимницы. Брыкин качнулся и стал падать с него, как неживой.

– Попридержи, – грубо сказал Жибанда ближайшему.

Ближайшим оказался Гарасим-шорник. Он послушно вытянул руку и взяв Брыкина за волосы, держал так, вертя Брыкинское лицо то к свету, то к тому, кто задавал вопрос. А лицо Егорово было безжизненно, только шевеленье губ его, растрескавшихся и изломанных, показывало, что еще тлеет в нем чадный уголек сознанья.

– Не держи за волосья-те! Под руки подержи... – заметил брюзгливо Стафеев.

– А я ему кресло, под руки-то держать? – огрызнулся Гарасим и еще сильнее поддернул Егора за волосы. Темная сила, которой светился Гарасим в ту минуту, была столь велика, что никто не посмел остановить его, а Брыкинское лицо продолжало висеть в воздухе, как белая страница, на которой уже написан был приговор барсуков.

– Ну, что ж, начнем теперь, – вздохнул Жибанда и помолчал, почесывая ногтем выбритый подбородок. – Ты, Брыкин, слышишь меня? – он озабоченно глядел на шевеленье Брыкинских губ. Опять помолчав, он вдруг приблизил свое лицо к Брыкинскому и почти прокричал в упор: – комиссара Половинкина кто отвязал... ну?

Лицо Брыкина постепенно оживлялось, точно спрыснули его живой водой; тень румянца затемнила место над правой бровью и левое, странно заострившееся, ухо. – «К свету, к свету его поверни...» заворчали барсуки, а Мишка внимательно наблюдал оживленье Брыкина по движеньям его губ.