Бартек-победитель

— Настоящий Бисмарк! Как бог свят! — восклицает шляхтич и снова целует маленькие ручки, после чего они начинают совещаться о методах агитации.

Шляхтич берет на себя Нижнюю Кривду и Убогово (Большая Кривда для них потеряна, так как принадлежит пану Шульбергу), а пани Мария намерена заняться прежде всего Гнетовом. У нее уже головка разламывается от множества забот. Но она не теряет времени. Каждый день ее можно видеть на улице, когда она обходит хаты. Одной рукой она поднимает платье, а другой держит зонтик, а из-под платья выглядывают маленькие ножки, которые бодро топочут, преследуя великие политические цели. Пани Мария заходит в хаты, говоря по дороге всем, кого видит за работой, «бог в помощь». Она навещает больных, привлекает на свою сторону людей, помогает, где может. Несомненно, она бы делала это и без политики, потому что у нее доброе сердце, но ради политики — тем более. Чего бы она только не сделала ради этой политики? Она только не смеет признаться мужу, но ей страшно хочется поехать на крестьянский сход, и она даже придумала речь, какую следовало бы произнести на этом сходе. Что это за речь! Что за речь! Правда, она вряд ли осмелилась бы ее произнести, но если бы осмелилась, ну-ну! Зато когда до Гнетова дошло известие, что власти разогнали сход, «великий политик» разревелся с досады в своей комнате, разорвал платок и весь день ходил с красными глазами. Напрасно муж просил ее не «безумствовать» до такой степени. На следующий день агитация в Гнетове велась с еще большей Горячностью. Теперь пани Мария ни пред чем не отступает. В один день она успевает побывать в двадцати хатах и везде так громко бранит немцев, что мужу приходится ее останавливать. Но опасности тут нет никакой. Люди встречают ее с радостью, улыбаются ей и целуют руки, потому что она такая красивая, такая розовая, что у всякого, кто ее видит, на душе светлей. Доходит черед и до Бартековой хаты. Лыска ее не пускает, но Магда сгоряча стукает его поленом по голове.

— Ох, ясная пани! Золото мое, красавица, ягодка моя! — восклицает баба и припадает к ее руке.

Бартек согласно уговору с женой бросается пани в ноги, маленький Франек сначала целует ей руку, потом запускает палец в рот и погружается в восторженное созерцание.

— Я надеюсь, — говорит, поздоровавшись, молодая пани, — я надеюсь, Бартек, что ты будешь голосовать за моего мужа, а не за пана Шульберга.

— Зоренька моя, — восклицает Магда, — да кто же здесь станет голосовать за Шульберга, чтоб его паралич разбил! — Тут она целует у пани руку. — Не гневайтесь, моя ясная пани, но как станешь говорить о немцах, язык свой не удержишь.

— Муж мне сказал, что заплатит Юсту.

— Благослови его бог! А ты что стоишь, как пень? — обращается Магда к мужу. — Он, пани, у меня неразговорчивый.

— Так будете голосовать за моего мужа? — спрашивает пани. — Да? Вы поляки, мы поляки — будем поддерживать друг друга.

— Да я ему голову оторву, если он не будет за пана голосовать, говорит Магда. — Ну, что ты стоишь, как пень? Уж очень он у меня неразговорчивый. Да ну, пошевеливайся!

Бартек снова целует у пани ручку, но упорно молчит и мрачнеет, как ночь. В мыслях у него ландрат.

* * *