Бару Корморан, предательница

Бару гордилась собой: надо же, она сумела сделать столь важное и зловещее открытие! Теперь и ей разрешат принять участие в вечерних посиделках во дворе и болтать об отраве и пактах.

Но отец Сальм не поднял щит и не отправился на бой. Мать Пиньон не отвела Бару в сторонку, чтобы объяснить ей систему командования и особенности вооружения армии Маскарада. Отец Солит не угостил ее печеным ананасом и не начал расспрашивать о подробностях.

Они усердно работали во внутреннем дворе и по-прежнему шептались между собой о пактах и посольствах.

– Стоит им построить его, и нам крышка, – бурчал Сальм. – Они никогда отсюда не уберутся.

А Солит отвечал прямыми, без ножа режущими словами:

– Подпишем ли, нет ли, они все равно сделают так, как хотят. Нужно, чтобы они его строили на наших условиях.

Чувствуя, что ею пренебрегают, и не желая заниматься пи хозяйством, ни счетом, Бару принялась докучать родителям вопросами.

– Солит, – осведомилась она у отца, набивающего мешок келпом[3], – когда ты снова будешь ковать?

Когда Бару была маленькой, Солит выковывал прекрасные и опасные вещи из руды, которую добывали из земли и из горячих источников.

– Как только закончится торговый сезон, Бару, – отвечал Солит, взвалив мешок на плечи и направляясь к печам.

– И мать помчится за гору, на равнины – с копьем, убивающим кабанов, которое ты ей сделал?

– Наверняка.

Бару с удовольствием посмотрела на мать – ее широкий шаг и могучие плечи куда лучше подходили для охоты, чем для изготовления телескопов. Перевела взгляд на второго отца – тот умел бить в барабан столь же неистово, как и драться.

– А когда солдаты придут, отец Сальм возьмет копье, убивающее людей, которое ты сделал специально для него?

– Взгляни, дитя, сколько на тебе грязи, – заявил Солит. – Ступай-ка в дом Леа, Нырялыцицы-за-Жемчугом, и принеси пемзы. И не забудь взять бумажных денег и купить у нее оливкового масла.

* * *

Бару так долго читала о «пактах», «валютах» и «арбитражах», что иногда переставала соображать, что к чему. В таких случаях она делала передышку и приставала с расспросами к матери Пиньон или молча сидела в углу и размышляла. Было ясно одно: что-то случилось. В прошлом году родители были гораздо радостнее, чем сейчас.

Следовало повернуть ход дел в обратную сторону. Но каким образом?

Купец Кердин Фарьер сидел за своим прилавком на Ириадском торгу. Его охранницы сияли и лоснились, как сытые, обожравшиеся чайки. Торговый сезон почти закончился, и на сей раз базарный день выдался штормовым – серым и неприветливым. Близилось время, когда торговые кольцевые ветры Пепельного моря утихнут, уступив место зимней непогоде. Но Ириадская бухта укрывала торг от буйства ветров и волн, и барабанщики били в барабаны.

Бару отправилась прямо к прилавку торговца шерстью.

Фарьер разговаривал с тараноки из равнинных, очевидно, явившимся из-за горы. Бару всю жизнь твердили, что с равнинными общаться нельзя, поэтому сначала она подошла к охранницам. Бритоголовые женщины взглянули на нее свысока – сперва безразлично, а спустя мгновение – с раздражением. Но Бару не собиралась убираться восвояси, и охранницы сменили гнев на милость. По крайней мере, одна из них слегка улыбнулась. Другая же взглянула на товарку в ожидании пояснений, и Бару догадалась, что они, скорее всего, военные, и первая – «старшая по званию».

Чтение и размышления не пропадали даром!

– Привет, малышка, – произнесла главная охранница с темной кожей, широким ртом и блестящими синими глазами, как у большеклювой вороны.

Одета она была в бриджи и белый мундир, испещренный пятнами. Ее уруноки оказался превосходен – не хуже, чем у Кердина Фарьера.

– Вы целый сезон здесь, – сказала Бару. – Не ушли ни с одним из торговых кораблей.

– Мы поплывем домой с последним конвоем.

– А по-моему, нет, – возразила Бару. – И вы – не личная охрана Кердина Фарьера. И вообще не купцы. Иначе бы давно сообразили, что на Ириадском торгу охрана не нужна, и Кердин Фарьер отправил бы вас поискать другое занятие.

Одна из охранниц напружинилась и пробормотала что-то по-афалонски, на том самом фалькрестийском языке. Бару разобрала знакомые по словарю словечки «туземец» и «украсть», но синеглазая женщина присела перед Бару на корточки.

– Она сказала: ты очень умная девочка.

– Вы – солдаты, верно? – продолжала Бару. – С корабля. С боевого судна, которое стояло несколько месяцев подряд вдали от берега, а другие купцы приходили и уходили и увозили с собой ваши донесения. Это же очевидно! Купец не выучит язык туземцев так хорошо, как вы. Наверное, вы – шпионы. А теперь, когда ветры подули в другую сторону, ваш корабль укрылся в гавани.

Синеглазая женщина положила руки ей на плечи.

– Ну и проказница! Я знаю, каково это – видеть в море чужие паруса. Меня зовут Шир, я из Ордвинна. Когда я была маленькой, суда Маскарада пришвартовались в Пактимонте, величайшем из наших городов. Маскарад воевал с князем Лахтой, и я тогда перепугалась. Но все кончилось хорошо, а моей тетке посчастливилось убить того жуткого князя. Возьми-ка монетку. Сбегай, купи мне манго, и я с тобой поделюсь, ладно?