Ивлев зашёл к Гостомыслову буквально за пару минут до дневного сообщение Совинформбюро от 23 мая 1942 года. Уже пять суток шло немецкое наступление. Конечно, ни Гостомыслов, ни Ивлев не черпали данные об обстановке из сводок. Конечно, они имели разностороннюю и многогранную информацию, но сейчас Ивлеву важно было другое. Важно было обратить внимание Гостомыслова на заведомую ложь.
Гостомыслов как всегда предложил сесть, Ивлев же кивнул на чёрную тарелку репродуктора:
– Послушаем?
Гостомыслов пожал плечами и ответил:
– Давай!
В кабинет ворвался торжественный голос Левитана. Именно торжественный, потому что текст не давал никаких причин для тревоги.
«В течение ночи на 23 мая на Харьковском направлении наши войска, закрепляя занятые рубежи, вели наступательные бои».
– Слышишь? Наступательные бои, – прокомментировал Ивлев.
Гостомыслов кивнул, мол, слышу.
Далее спокойное сообщение о Крыме:
«На Керченском полуострове продолжались бои в восточной части полуострова».
А ведь там немцы уже достигли кардинальных успехов, и даже нашли возможность перебросить авиацию на Харьковское направление.
Левитан продолжал говорить о других участках фронта:
«На других участках фронта существенных изменений не произошло».
Затем снова вернулся к Харькову.
– Вот, слушай!
«На Харьковском направлении фронта наша часть выбила противника из сильно укреплённого населённого пункта. Отступая, немцы бросили 5 полевых орудий, 12 пулемётов, склад с минами и радиостанцию. На другом участке наше подразделение отбило контратаку противника и уничтожило до 200 гитлеровцев. Наши бойцы захватили 2 противотанковых орудия, 4 миномёта, 60 винтовок и пленных. Огнём артиллерия подавлена батарея противника».
– Каково?! – спросил Ивлев.
– Ты думаешь, что это полная ложь? А я вот полагаю, что тут дело ещё печальнее. Враг, как я только что узнал, перерезал горловину барвенковского выступа, а наши войска продолжают наступление, хотя надо срочно выходить из горловины.
Разноречивая информация путала всех. Сталин уже знал о том, что сложилась критическая обстановка. А тут сообщение… Он нередко слушал сводки Совинформбюро с целью контроля и для того, чтобы понять, чем живёт страна, поскольку страна во многом жила именно сводками, которые облетали всё уголки, сообщаемые то торжественным, то печальным и тревожным голосом Левитана.
Сталин позвонил Щербакову, которому было подчинено Совинформбюро. Спросил:
– Вам известно положение дел на харьковском направлении?
– Так точно, товарищ Сталин, знаю. Да вот только что мне звонили по поводу сводок. Задали вопрос, почему не сообщает об истинном положении дел? Один старый партиец звонил с упрёком, что мы подрываем авторитет такими сводками. Я перезвонил Хрущёву, спросил, что там у них происходит? Он заявил, что всё в полном порядке: наступление идёт успешно и скоро будем в Харькове.
– Понятно, – сухо отозвался Сталин и положил трубку.
Зазвонил телефон. Гостомыслов взял трубку и после первых же слов на другом конце провода, сказал Ивлеву:
– Шифровка от Насти. Срочная.
Ивлев поспешил к шифровальщикам и через несколько минут позвонил Гостомыслову:
– Изменники и предатели названы… Необходимо срочно сообщить Верховному.
И названы они были Гансом Зигфридом…
Семь раз отмерь…
Убеждая командование в необходимости отпустить Зигфрида, Ивлев брал на себя огромную ответственность. Отпустить крупного сотрудника Абвера в надежде на то, что тот, в конце концов сам придёт к решению сотрудничать с советской разведкой? А если нет? Если такого решения не последует? И всё же Ивлев надеялся, что он не ошибается, что успех будет.
Последнее, что он обсудил с Гансом Зигфридом, так это, кого бы тот хотел взять с собой для алиби.
Зигфрид ответил:
– Никого. Ведь они в плену… Вам придётся устраивать мне побег вместе с ними. И у моего командования может возникнуть вопрос, ради кого устроен такой побег. Поверьте, в моём окружении аристократов, увы, нет. Моими помощниками здесь были именно те люмпены, которые со свинячьим, – он усмехнулся, воспользовавшись выражением, услышанным от Ивлева, и повторил ещё раз: – именно со свинячьим подобострастием смотрят на своих собратьев, сумевших захватить более высокие посты. Их судьба меня не интересует. У каждого, поверьте, руки в крови. И будет лучше для пользы дела, если вы их всех ликвидируете.
Ивлева покоробило такое отношение Зигфрида к недавним своим подчинённым, но, с другой стороны, он знал цену этому бандитскому сброду нелюдей, возомнившему себя сверх сверхчеловеками.
– Я буду спокойнее себя чувствовать при принятии решения.
– Мы учтём вашу просьбу, тем более уцелело всего несколько человек: – Ивлев назвал фамилии.
– Все каратели и убийцы, все как один садисты. А если сбегут из плена?
Что ж, резонно. И по-европейски определённо.
– Я бы хотел, чтобы вы отпустили со мной Настю.
– Но она же помогла захватить вас и не дать отстреливаться.
– Она помешала мне покончить с собой, – возразил Зигфрид.